Но при всем том город процветает. Центр отстраивается и обновляется, хотя далеко не всем нравится, как именно это происходит. В отличие от остальной Америки здесь бедность оттеснялась из центра на окраины и в ближайшие пригороды, поскольку те, кто имел деньги, понимали все прелести городской жизни – с хорошими ресторанами, дорогими барами и разнообразием развлечений. Я проехал по районам Грик-таун и Бутчерс-Хилл, где квартал за кварталом тянутся ряды нарядных каменных домов с сияющими, словно римские статуи, мраморными лестницами, которые жильцы регулярно и тщательно моют. Мне очень хотелось верить, что неприятная вспышка неизвестной пока болезни продлится недолго. Это казалось важным еще и потому, что город вовсе не нуждался в еще одном черном пятне на репутации, особенно теперь, когда он так стремился к респектабельности.
Но, как известно, все хорошее быстро кончается, и уже минут через пятнадцать пути город уступил место тянущимся вдоль дороги лужайкам и домам, которые стали поистине символом Америки XXI века. Прилизанные пригороды метастазами расползлись по всей стране, и сейчас я с тем же успехом мог находиться на окраинах Миннеаполиса или Бостона либо в одном из районов Лос-Анджелеса.
Свернув с шоссе в Бель-Эйр, возле Серкит-Сити, я увидел дорогу к «Миллер-Гроув».
Дэн Миллер, главный администратор, старался держаться молодцом и не спасовать перед испытанием. Выглядел он довольно уверенным в себе – широкая приятная улыбка, темный загар. Но что-то выдавало его внутреннее напряжение, а возможно, даже страх. В комнате присутствовала и старшая медсестра, Джина Хэтчер. Это была худенькая темнокожая женщина в безупречно белой накрахмаленной форме, моментально выдававшей старую школу. Пока я рассказывал о трагедии, приключившейся с двумя их сотрудницами, они сидели неподвижно. Вернее, сотрудниц оказалось даже три, если учесть, что семья Миллеров владела в этом районе четырьмя домами престарелых, включая и «Оук-Хиллс», где работала Дебора Филлмор. «Оук-Хиллс» находился рядом, через дорогу.
Миллер казался достаточно сообразительным, чтобы понимать, через какое дерьмо мы сейчас пробирались. Достаточно сообразительным и для того, чтобы не затевать драку, несмотря на тот факт, что подобная история, сделай он неправильный выбор, запросто могла его погубить.
– И под чьей же юрисдикцией вы действуете? – спокойно, не проявляя враждебности, поинтересовался Миллер.
– От имени департамента здравоохранения города Балтимора.
– Бен Тиммонс?
Тиммонс работал руководителем этого департамента.
– Да, и Херб Ферлах. Доктор Ферлах возглавляет расследование.
– Отлично. Знаю обоих. Оба – очень достойные люди. – Он откинулся на спинку кресла. – Итак, доктор Маккормик, вам вполне удалось до полусмерти нас напугать. Что же мы должны делать?
– Всего лишь ответить на несколько вопросов. – Я вытащил записную книжку. – Наблюдались ли в вашем заведении какие-нибудь необычные болезни? Сколько у вас новых подопечных? Есть ли новые сотрудники? В чем именно заключается контакт персонала с пациентами? В чем конкретно состоит работа в прачечной? На кухне?
Ответы на эти вопросы оказывались или отрицательными, или совершенно не показательными.
Закончив допрос Дэна Миллера и Джины Хэтчер, я заявил:
– Мне необходимо поговорить с персоналом и взять пробы в «Миллер-Гроув» и «Оук-Хиллс». Мистер Миллер?
– Да?
– Хочу попросить вас предупредить людей на кухне, чтобы они не выбрасывали никакую приготовленную еду. Скажите также работникам, чтобы собрали и сохранили всю почту. – Я взглянул на часы. Было 15.30. – Во сколько заканчиваются смены?
– Какие именно? – уточнил Миллер.
– На кухне и в прачечной.
– В прачечной в четыре. На кухне – в пять.
– Нам удастся собрать людей?
– Если можно, давайте сделаем это после обеда. Надеюсь, покормить пациентов можно?
Я на минуту задумался. Сегодня утром моя бурная деятельность прямо или косвенно уже привела к закрытию госпиталя. Так что мне вовсе не хотелось брать на себя ответственность за отсутствие обеда для сотен немощных и больных. Уже и так избыток дурной кармы.
– Разумеется. Только проследите, чтобы персонал не использовал старую пищу и приправы. Распорядитесь, чтобы подали все новое.
– Сделаю все, что необходимо, – с готовностью согласилась Джина Хэтчер.
Я встал.
– С вашего позволения я приступлю к забору проб и установке ловушек на грызунов и насекомых.
Сестра поднялась со стула и направилась к двери. Я пошел было за ней, но остановился.
– Хочу поблагодарить вас обоих. Вы… вам удалось облегчить трудную ситуацию.
Миллер тоже встал.
– Вы имеете дело с магистрами здравоохранения. Хопкинс, семьдесят восьмой.
Он с гордостью показал на диплом в рамке, висевший на стене.
В пять часов, закончив возню в кухне «Миллер-Гроув», я стоял в маленькой часовне, оглядывая собравшихся в ней людей из двух домов престарелых, принадлежащих Миллеру. Собрание выглядело очень пестрым как с точки зрения цвета кожи, так и с точки зрения развития. Одного лишь взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, что четверть пациентов в умственном отношении значительно отстает. Невозможно было не восхититься прогрессивностью Дэна Миллера, однако мелькнула и мысль о том, какие огромные налоговые льготы он при этом получает.
Я представился и объяснил, по какому случаю появился здесь и зачем пригласил их. Предупредил собравшихся, чтобы они аккуратнее вели себя с репортерами – «потому что мы еще многого не знаем». Но сам я очень волновался, что пресса уже почуяла жареное и осаждает Сент-Рэф или департамент здравоохранения. А несколько десятков источников информации из двух домов престарелых Миллера нам были вовсе ни к чему.
Основные вопросы к этим людям заключались в следующем:
1) Не видели ли они чего-нибудь необычного, например, каких-нибудь свертков, крыс в кухне, следов нездоровья?
2) Что конкретно они знают о трех заболевших женщинах?
3) Близко ли они были знакомы с больными?
Миллер объявил, что сегодняшняя задержка на работе будет оплачена как сверхурочные часы, и, кроме того, всем оплатят стоимость проезда до дома. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы люди вели себя тихо и терпеливо. Более того, Миллер, уже успевший стать моим любимым жителем Балтимора, даже организовал доставку пиццы.
На церковных скамьях сидели пятьдесят с лишним человек, и всех их мне предстояло подробно расспросить о работе и жизни. Да, вечер предстоял долгий.
Я как раз проводил третье интервью, с большим трудом разговаривая с прачкой по имени Роза, которая говорила по-английски так же плохо, как я по-испански, и тут заметил симпатичного белого молодого человека: он встал со своего места, держа в руках рюкзак, и направился к выходу. Я всегда внимательно слежу за подобными действиями, ведь очень жаль упустить того, кто мог бы помочь. Этот парень вдруг испугался и убежал еще до того, как представилась возможность побеседовать. Как раз когда прибыла пицца и ни один здравомыслящий человек не расстался бы по своей воле с бесплатным пирогом. Очень странно.