Доктор Перри оторвала взгляд от дисплея и слегка нахмурилась.
– Если вас заинтересуют отчеты о работе отделения интенсивной терапии, в котором находится немало коматозных пациентов, я готова их представить.
– Буду чрезвычайно признателен, – поблагодарил я.
– Вы можете оставаться там ровно столько, сколько потребуется. Сейчас я позвоню и закажу гостевой пропуск.
– Спасибо, – снова произнес я. – Но меня куда больше интересует та ситуация, о которой вы рассказывали раньше – выходящая за рамки обычного.
– Должна признаться, что в это отделение никого не пускают. Работает лишь сотрудник факультета, изучает состояние нескольких больных, находящихся в устойчивом вегетативном состоянии. Посещать их не разрешается никому, кроме членов семьи и тех, кто принимает участие в исследовании.
– И в чем же суть этого исследования?
– О! – Доктор Перри покачала головой. – Исследование… будь моя воля, я давно умыла бы руки, доктор Маккормик. Да дело в том, что все это происходит в моем госпитале, так что именно я отвечаю за инфекционную безопасность. Должна сказать, что совсем не одобряю то, что вижу. Дело в этике; она – как бы это сказать? – по меньшей мере сомнительна.
– Так почему же продолжается научная работа?
– Деньги и слава – суть, как всегда, в этом. И это мне не нравится. – Она внимательно посмотрела на меня. – А еще одна причина, почему меня волнуют события, происходящие в госпитале, заключается в том, что, скорее всего, я сижу на готовой взорваться бомбе. Да, кстати, могу я взглянуть на ваше удостоверение сотрудника Центра контроля?
Подобная непоследовательность меня несколько ошарашила. Однако я выудил удостоверение и показал его. Доктор Перри принялась внимательно изучать его. Сначала пристально посмотрела на фотографию, потом – также пристально – на мое лицо. Наконец она успокоилась и, возвращая удостоверение, заметила:
– Много лет назад я работала сотрудником службы инфекционной разведки.
– Где?
– В Ларедо, штат Техас. А вы где состоите?
– В Атланте, в отделении специального патогенеза. Потому и приходится заниматься подобными вопросами.
– Вы здесь в командировке?
– Да, конечно. Но как я уже говорил, к вам явился исключительно, чтобы удовлетворить собственное любопытство. – Я принялся распространяться на эту тему, однако, судя по всему, доктор Перри не слишком-то мне поверила.
– Честно говоря, это очень плохо, – заметила она. – Явись вы по официальному вопросу, я была бы обязана показать все, что вас заинтересует. Но поскольку визит личного плана, то…
Какое-то время мы молча смотрели друг на друга.
– Официальный визит неизбежно привлек бы внимание тех людей, от которых я как раз хотел бы держаться подальше.
– В таком случае, – продолжала моя собеседница, – возникает вопрос, нельзя ли сделать визит официальным ровно настолько, насколько это нам необходимо.
– Вы хотите сказать?…
– Я хочу сказать, доктор Маккормик, что в случае непредвиденных обстоятельств я смогу прикрыть и лично себя, и госпиталь. Простите за откровенность.
– Да уж, у меня потрясающая способность привлекать разного рода непредвиденные обстоятельства, – согласился я. – Боюсь, что извиняться придется мне самому.
Доктор Перри рассмеялась:
– Ну, в таком случае, доктор, думаю, мы поймем друг друга. Хочу, чтобы вы знали: я не считаю, что происходит что-то предосудительное и недостойное. Если бы дела обстояли таким образом, я уже давно забила бы тревогу. Но секретность, которой окутано происходящее, мне не по нраву. Медицина должна быть открытой книгой: чем больше людей видят и знают истину, тем лучше.
Доктор Перри сняла телефонную трубку и набрала номер.
– Это доктор Перри, – представилась она. – А с кем я говорю? Да, здравствуй, Том. Посылаю к тебе человека. Доктор Натаниель Маккормик. Просто интересуется, зашел посмотреть, как у нас обстоят дела. – Она помолчала, слушая собеседника. – Не знаю, имеет ли он допуск или нет, но я его допустила. Согласен? Он – эпидемиолог, проверяет, как проходит у нас контроль. – Опять молчание. – Да, спасибо. И еще одно. Мне очень не хочется заполнять гору бумаг, поэтому сделай милость, не говори никому из работников компании и сотрудников лабораторий Тобел и Фалька о том, что мы принимали посетителя. – Короткое молчание. – Спасибо.
Она повесила трубку.
– Лаборатории Тобел или Фалька? – переспросил я.
– Да, а вы знакомы с их работой?
– Можно сказать, что да.
Доктор Перри что-то быстро нацарапала на клочке бумаги.
– Вот номера палат. Это в подвале, рядом с моргом. Подходящее местечко, правда?
Трудно сказать, подходящее или нет, однако некоторые вещи начали складываться в моей голове. И хотя казалось, что я и так знаю ответ на вопрос, тем не менее я его задал:
– Так в чем же суть этически сомнительного исследования? Вы мне так и не сказали.
Доктор Перри насмешливо развела руками, словно представляя широкой публике нечто грандиозное.
– Свиньи, доктор Маккормик. Они там, внизу, пересаживают пациентам в вегетативном состоянии свиные органы. И происходит это во вверенной мне больнице.
Уже через десять минут я стоял возле сестринского поста. Слева высились двойные двери с замком, реагирующим на карточку-ключ.
За столом сидел медбрат, крупный белый мужчина сорока с лишним лет. Его вполне можно было бы снимать в кино. Когда я подошел, он поднял глаза от книги, которую читал, и вопросительно взглянул.
– Доктор Маккормик?
Он широко улыбнулся. Обаятельный парень, он мне сразу понравился.
– Том? – уточнил я. Он кивнул. – Зовите меня Нат.
– А вы можете обращаться ко мне «сестра Хэррисон». – Он рассмеялся. – Доктор Перри распорядилась показать вам все, что нужно. У нас не очень-то интересно, но вы можете все внимательно осмотреть.
– Благодарю.
Я заметил, что он читает «Прагматизм» Уильяма Джеймса.
– Легкое чтиво, для забавы?
– На следующей неделе должен сдать реферат по Джеймсу. Но вообще-то прагматистов очень люблю. Философия, которая работает. Совсем не то, что европейская ерунда, после которой уже через пару часов хочется пустить себе пулю в лоб потому, что все это ровным счетом ничего не значит.
«Сестра Том Хэррисон» подошел к двери и вставил в щель замка свое удостоверение. Раздался писк, щелчок, и дверь открылась.
– Джеймс, Дьюи, да и все другие – их теории вполне можно использовать, – продолжал он.
– Теории, которые можно использовать. Хорошо сказано, – кивнул я.