– О, вопрос одновременно и самый легкий, и самый сложный. Если говорить просто, то прежде всего мы постарались убрать все маркеры, отмечающие эти органы как чуждые. Этого мы добились при помощи разработанных мной самим и моими сотрудниками процедур инженерии тканей. Животные, от которых поступают органы, полностью лишены сахаров и протеинов, которые и определяют ткань как чуждую. Потому органы предстают чистыми, универсальными запасными частями. – Фальк улыбнулся. – Вы, конечно, осознаете монументальность проекта, доктор Маккормик. На самом деле это революция, равная изобретению антибиотиков. Мы открыли… мы научились получать органы, которые способны функционировать практически в любом организме. Сила нашей техники не имеет параллелей. Начали мы с почек и печени, а сейчас подходим к поджелудочной железе, легким и сердцу.
Фальк несколько раскраснелся. Очевидно, он даже почувствовал необходимость высморкаться, потому что достал носовой платок. Успокоившись, он продолжал:
– Деньги меня не интересуют, доктор Маккормик. Мне их вполне хватает – и на хороший дом, и на хорошую машину. И на нужды семьи тоже. – Мне показалось, что на слове «семья» он слегка запнулся, но, возможно, я ошибся. – Есть люди, которые думают прежде всего о деньгах. К ним относятся некоторые из моих сотрудников и, уж определенно, мои инвесторы. – Он взглянул на Яна Кэррингтона, но тот лишь слегка улыбнулся. – Это предприятие принесет им хороший доход. Люди заработают десятки миллионов долларов. А некоторые, возможно, и сотни миллионов. Видите ли, в настоящее время наша страна во многом зависит от донорских органов. И в то же время, если нам удастся наладить производство органов, то мы сможем продавать их по такой цене, которую выдержит рынок. – Ему не пришлось пояснять мне, что рынок выдержит астрономические цены. Ведь вопрос стоит так: твоя жизнь или пятьдесят тысяч долларов; твоя жизнь или сто тысяч долларов? Несложный выбор. – Сам я поместил свою долю в компании в доверительную собственность. Она пойдет на поддержку фонда, финансирующего исследования, а также на снижение стоимости органов для тех больных, которые не могут их оплатить. Некоторые из моих сотрудников и даже ряд инвесторов также хотят поместить деньги в доверительную собственность.
Он явно ждал моей реакции, а потому я выдавил:
– Очень щедро с вашей стороны.
– Я же врач. А эта профессия подразумевает большее, чем игра в гольф по вечерам или жалобы на вялотекущую практику.
Фальк встал – росту в нем было не больше шестидесяти пяти дюймов – и взял со стола книгу. Подойдя ко мне, наугад открыл ее. Это оказался альбом с фотографиями, и со страницы на меня смотрел маленький мальчик.
– Это Мило Тенненбаум. Он уже мертв. Почечная недостаточность в результате лечения сепсиса. А на следующей странице – Доди Фиск. Тоже мертв. Отказ печени. Два года назад мы попытались сделать пересадку, но организм не принял. – Фальк полистал альбом. Еще четыре фотографии. – Кеннет Биллингс. Тридцать лет. Страдал диабетом. Умер от почечной недостаточности. Нам не удалось найти подходящую почку. Джералдин Нимэн. Тридцать четыре года. Умерла от инфекции, которую подхватила во время переливания крови. – Не комментируя подробнее, Фальк сел. – Вы понимаете ситуацию?
Если честно, то я как раз не понимал ситуацию. Эта выставка подтверждений оказалась весьма неожиданной. Хотя я и не знал, чем конкретно обернется эта встреча, однако представлял ее куда более зловещей. А оказалось, знаменитый доктор решил прочитать мне лекцию о пользе свой деятельности.
– Да, я все понимаю.
– И мы можем помочь этим людям. Мы близки к тому, чтобы вместо этого альбома я показал вам другой, полный улыбающихся лиц, лишь с одной датой под фотографией – датой рождения. Теперь вы осознаете величие нашей работы?
– Да, – ответил я.
Я действительно осознавал величие. А главное, понимал всю необъятность, бесконечность открывающихся перед ними перспектив. Им предстояло сделать столько добра, что несколько потерянных по дороге к светлому будущему жизней не играли никакой роли. Убей нескольких, чтобы спасти тысячи. Формула выглядела совсем просто.
– Можно мне вставить словечко? – спросил, сияя зубами, Кэррингтон.
Фальк молча кивнул.
– Доктор Маккормик, я участвую в бизнесе, – начал он, и я тут же спросил себя, какой именно бизнес он имеет в виду – фирмы «Трансгеника» или Элен Чен, – так вот, должен вам сказать, что бизнес в данном случае стоит на втором месте. А на первом – то добро, которое мы делаем людям.
Этот Кэррингтон напустил столько тумана, что я уже едва мог различить его лицо. Хорошо, что сияли зубы, – я ориентировался по их блеску.
– Разумеется, мы все заработаем кучу денег, но количество спасенных жизней… я даже пожалел, что сам не доктор. – Молодец, Ян! – Мне выпал шанс сделать для этого мира что-то хорошее. Раньше я специализировался на технических компаниях, и в прошлом году удалось вытащить одну крупную фирму из болота. Потом занялся инвестициями нескольких небольших биотехнических предприятий. Но здесь мне представилась возможность стать частью чего-то гораздо большего, чем я сам. Благородство нашего дела…
Я больше не мог слушать этого идиота. Он говорил меньше двух минут, а я уже потерял терпение.
– Заткнись, Ян.
Наступила полная тишина. Какое-то время Кэррингтон по инерции улыбался, словно ожидая, что я рассмеюсь и скажу, что пошутил. Наконец он понял, что этого не произойдет, и улыбка поблекла.
Я повернулся к Фальку.
– Зачем вы меня сюда позвали?
Тот натянуто улыбнулся.
– Хотел, чтобы вы узнали, чем именно мы занимаемся и ради чего.
– Я и так это знал.
– Не думаю.
Над нашей встречей явно сгустились облака, но меня это даже радовало. Все это фальшивое благолепие казалось невыносимым. Оно выглядело неестественным, странным, и хотя, возможно, по сути своей и было искренним, обросло таким количеством дерьма, что я с большим трудом воспринимал благородство, о котором пел Отто Фальк. Более того, я прекрасно понимал, что эти ребята обо мне думают. Если бы убийство не каралось законом, меня, наверное, уже не было бы в живых. Или, скорее всего, я пребывал бы в вегетативном состоянии в качестве почвы для пересадки свиного легкого.
Как бы там ни было, мне требовалось получить ответы хотя бы на некоторые из своих вопросов, а потом убраться восвояси. Поэтому я приступил к делу:
– Что случилось с женщиной из палаты № 3 в госпитале? Почему ее там больше нет?
Если вопрос и застал моих собеседников врасплох, то они этого не показали.
– Вы видели пустую палату, – констатировал Фальк.
Я молча кивнул. Они наверняка знают, что я видел видеозапись.
Фальк откашлялся.
– Она умерла от внутрибольничной стафилококковой инфекции.
Внутрибольничная инфекция – это, естественно, та, которой заражаются в госпитале. И обычно ее вызывает именно стафилококк.