— Что ты имеешь в виду?
— Ты по-прежнему боишься темноты?
После полуденного намаза
— Перестань таращиться! — прошипел ибн-Азиз. Два фидаина вели по коридору его и телохранителя-йеменца. — Ты становишься похожим на неверного в мечети.
Уязвленный Омар выпрямился во весь рост и расправил широкие плечи.
Ибн-Азиз сохранил неторопливую твердую походку, а потому телохранителю пришлось замедлить шаг, слегка отстав от провожатых. Движения Омара и рука, постоянно лежавшая на рукоятке кинжала, выдавали его слабость. Кинжал с десятидюймовым обоюдоострым лезвием превосходной дамасской стали на протяжении трехсот лет переходил в его семье от отца к сыну. У ворот академии фидаинов их встретил безоружный офицер. Ибн-Азиз ожидал услышать от него требование сдать оружие, но тот лишь мельком взглянул на семейную реликвию Омара, ухмыльнулся и отвесил поклон новому предводителю «черных халатов». Свинья.
Советники отговаривали его от посещения генерала Кидда в учебном центре — самом средоточии его власти, но мулла отверг все их предостережения. Ему непременно хотелось убедить чернокожего великана в собственном праве — несмотря на молодость, считать себя равным ему по силе. Он воин духа и великолепный стратег. Всего за неделю после захвата власти Халед уничтожил десятки верных приспешников Оксли, использовал контакты в средствах массовой информации, дабы в лучшем свете изобразить собственное назначение на столь высокую должность, и организовал кампанию против католиков. На двенадцатый день поста его мучила одышка, но душа была чиста, как пламя факела.
Двое фидаинов шли впереди, не обращая ни малейшего внимания на ибн-Азиза. Они передвигались типичными для них, мягкими, как у пантеры, длинными шагами, совсем не похожими на строевой шаг солдат регулярной армии. Даже форма у них казалась какой-то… невоенной. Скромная, синяя, с тусклыми бронзовыми пуговицами. Никаких погон, медалей или знаков различия. Фидаины остановились в конце коридора. Один из них единственный раз стукнул в дверь, затем они распахнули ее и встали по бокам.
Омар хотел войти первым, как и положено телохранителю, но ладонь провожатого легла ему на грудь.
— Только мулла.
Омар отпихнул руку, попытался выхватить кинжал… и тут же оказался на полу. Он мгновенно вскочил на ноги, но ибн-Азиз остановил его небрежным жестом.
— Подожди за дверью, составь нашим братьям компанию, — произнес Халед как можно равнодушнее.
Входя в кабинет, он успел заметить презрительные ухмылки фидаинов. Рано или поздно генерал Кидд поймет необходимость укрепления союза с «черными халатами». Сообразит, что относиться к ибн-Азизу следует как к уважаемому сподвижнику. И для закрепления сделки он попросит лишь об одном… чтобы ему подарили глаза этих двоих.
Немного постаревший, но по-прежнему высокий и подтянутый, с блестящим, как обсидиан, лицом без единой морщины, генерал Морис Кидд мельком взглянул на гостя и снова уставился вниз, небрежно опершись на перила балкона. Истинный мусульманин, ярый приверженец исламского режима, он имел четырех жен, родивших ему двадцать семь детей, однако вел довольно скромный образ жизни. Его взлет к вершинам власти начался с момента битвы при Филадельфии. Молодой майор принял на себя командование почти наголову разбитыми отрядами ополченцев и повел их в контратаку, остановившую наконец продвижение мятежников. В течение двенадцати лет он, возглавляя подразделение фидаинов, с радостью отправлял бойцов за границу, дабы те способствовали распространению ислама, или в составе войск Библейского пояса сражался на общей границе. Генерал всегда носил простую, такую же, как и у рядового состава, форму. Лишь крошечные золотые полумесяцы на плечах свидетельствовали о его высоком звании.
— Добро пожаловать, мулла ибн-Азиз.
Заняв место рядом с ним, Халед помимо воли наморщил нос. Запах, долетавший снизу, вполне соответствовал развернувшейся перед ним картине. Более грязных людей, нежели группа, столпившаяся на утрамбованном земляном плацу под балконом, ему до сих пор наблюдать не приходилось. Никто из встреченных им отшельников не имел такого замызганного вида, и даже знакомые могильщики отличались большей опрятностью.
— Мои люди оскорбляют ваши утонченные чувства?
Повернув голову, ибн-Азиз встретил пристальный взгляд генерала.
— Я просто задумался о том, как ваши люди совершают обряды в таком состоянии, — ответил он ровным голосом.
— Эти новобранцы провели три месяца в полевых условиях. Три месяца они спали на земле под дождем и снегом, не более двух часов в сутки. Три месяца они не видели ванны, горячей пищи, не меняли одежду. Три месяца они занимались рукопашным боем, прятались друг от друга в зарослях и болотах. Три месяца постоянной боли и страха. Мы отобрали четыреста кандидатов, и лишь сто двадцать семь прошли курс до конца. — Кидд продолжал смотреть на Халеда большими, подернутыми влагой глазами. — Когда у моих людей появлялось время на молитвы, они произносили их, будучи твердо уверены, что Аллах разглядит сияние души и под грязной внешностью.
— Да… конечно, я был бы счастлив благословить их.
Генерал ничего не ответил.
Ибн-Азиз вознес благословение. Чумазые новобранцы не обратили на него ни малейшего внимания. Развалившись прямо на земле, они голыми руками вскрывали упаковки с полевыми пайками, смеялись и переругивались. Визжащая толпа.
— Я пришел сюда потому…
— Мои соболезнования в связи с кончиной муллы Оксли, — перебил его генерал. — Для нас с вами это невосполнимая потеря. Он был большим нашим другом.
— «Черные халаты» продолжат оказывать поддержку фидаинам как самым преданным воинам. Вы — воистину шипы розы ислама.
— Внезапный сердечный приступ… Действительно не было никаких симптомов болезни?
— Все произошло так, словно Аллах перенес его прямо в рай.
— Оксли отличался чудовищной прожорливостью. Возможно, ему следовало умерить аппетиты. — Генерал улыбнулся ибн-Азизу, продемонстрировав ослепительно белые зубы. — Вы худы как щепка, мулла. Видимо, сами в рай не торопитесь.
— Я равнодушен к еде, дорогой генерал. — Ибн-Азиз ощутил некоторое беспокойство. — Питаю любовь лишь к Аллаху Всевышнему и забочусь только о чистоте нации. Евреи, цыгане, атеисты, жители Библейского пояса… и самые опасные из всех модерны и католики, которые живут среди нас, разлагают нас изнутри духовной гнилью.
Генерал уставился вниз, казалось, напрочь забыв о существовании гостя.
— Я принял определенные меры по отношению к католикам…
— Знаю. Сожгли монастыри, осквернили молитвенные дома… некоторые считают, что вы перестарались. Исключительно рискованная линия поведения для человека, недавно пришедшего к власти.
— Преступления против морали относятся к компетенции «черных халатов». — Ибн-Азиз уже не мог скрыть раздражения. — Католики едят свинину. Неумеренны в потреблении алкоголя, держат в своих домах собак, а потом ходят среди нас, и мы вынуждены касаться шерсти этих грязных животных. — Данная проблема всегда его беспокоила. Он даже не заметил, как стал брызгать слюной. — Католики не бреют волосы под мышками и в области лобка, как добропорядочные мусульмане, поэтому там скапливается пот, испускающий тошнотворный запах. Нация вполне может обойтись и без них.