Я как раз планировала, как вырвусь на экскурсию завтра во время обеденного перерыва, когда в холле снаружи раздалось постукивание собачьих когтей по мраморному полу. В дверь коротко постучали, и в квартиру ввалилась Лили. Они с Кариокой, не теряя времени, устремились на кухню, откуда доносился аромат нашего обеда: жареной барабульки, устриц на пару и кускуса.
— Мне надо подкрепиться, — бросила через плечо Лили. Когда я догнала ее, она уже инспектировала содержимое судков.
— Нет нужды использовать тарелки, — заявила она и бросила несколько кусков Кариоке, который тут же принялся шумно пожирать их.
Я вздохнула, глядя, как Лили набивает рот, — это зрелище всегда отбивало у меня аппетит.
— Все-таки зачем Мордехай отправил тебя сюда? Я писала ему, чтобы он этого не делал.
Лили повернулась и уставилась на меня большими серыми глазами. В одной руке у нее был кусок баранины, выловленный из кускуса.
— Тебя ждет жуткое потрясение, — сообщила она. — Так уж вышло, что за время твоего отсутствия мы раскрыли все тайны этой истории.
— Выкладывай, — скептически буркнула я.
Я открыла бутылку превосходного красного алжирского вина и наполнила бокалы. Лили между тем начала рассказывать:
— Мордехай пытался купить эти редкие и ценные шахматные фигуры от имени музея. Ллуэллин прослышал об этом и решил его обставить. Мордехай подозревает, что он подкупил Сола, чтобы побольше узнать о фигурах. А когда Сол пригрозил обо всем рассказать, Ллуэллин запаниковал и нанял кого-то, чтобы убрать Сола.
Она была очень довольна своим объяснением.
— Мордехай или сам дезинформирован, или специально вводит тебя в заблуждение, — объяснила я Лили. — Ллуэллин не имеет никакого отношения к смерти Сола. Это сделал Соларин. Он сам сказал мне об этом. Соларин сейчас здесь, в Алжире.
Лили как раз подносила ко рту устрицу, но при этих словах уронила ее в кастрюлю с кускусом. Потянувшись к бокалу, она сделала большой глоток.
— С этого места поподробнее, — попросила она.
Я рассказала ей все. С самого начала, ничего не упуская, в том порядке, в котором я складывала кусочки этой мозаики. Как Ллуэллин просил меня раздобыть для него фигуры; как предсказательница в своем пророчестве зашифровала послание, адресованное мне; как Мордехай признался, что знает эту женщину; как Соларин появился в Алжире и рассказал, что Сол убил Фиске и пытался убить самого Соларина. И все из-за пресловутых фигур. Я объяснила Лили, как пришла к выводу, что формула, о которой она догадывалась, действительно существует. Она заключена в шахматах, за которыми все охотятся. В заключение я описала свой визит к приятелю Ллуэллина, торговцу коврами, и пересказала сказку о таинственной Мокфи Мохтар из Казбаха.
Когда я закончила, Лили сидела с открытым ртом. К еде она больше не притронулась.
— Почему ты ничего не рассказала мне раньше? — возмутилась она.
Кариока лежал на спине, задрав лапы, и поскуливал. Я усадила его в раковину и включила воду тонкой струйкой, чтобы он мог напиться.
— По большей части все это выяснилось уже здесь, — объяснила я.—Я поделилась этим с тобой только потому, что рассчитываю на твою помощь. Есть кое-что, что мне самой не по зубам. Похоже, разыгрывается некая шахматная партия, и ходы в ней делают не фигуры, а люди. Я понятия не имею, как в нее играть, но ты эксперт по шахматам. Мне нужно знать правила, чтобы найти эти несчастные фигуры.
— Не заливай! — сказала Лили. — Хочешь сказать, настоящая шахматная партия? С людьми вместо фигур? И если кого-то убивают, это значит, что фигуру убирают с доски?
Она подошла к раковине и ополоснула руки, окатив водой Кариоку. Взяв мокрого пса на руки, Лили отправилась в гостиную. Я пошла следом, захватив бокалы с вином и бутылку. Лили, похоже, и думать забыла о еде.
— Знаешь, если мы сможем вычислить, кто является фигурами в этой игре, то сможем разобраться, как надо играть, — сказала она, расхаживая взад-вперед по комнате. — Я могу взглянуть на доску даже в середине партии и восстановить все ходы. Например, я думаю, мы можем с уверенностью заключить, что Сол и Фиске были пешками…
— Как и мы с тобой, — согласилась я.
Глаза Лили загорелись, как у гончей, которая взяла след. Я редко видела ее в таком возбуждении.
— Ллуэллин и Мордехай, вероятно, старшие фигуры…
— И Германолд, — добавила я быстро. — Он стрелял по нашей машине!
— Мы не должны забывать о Соларине, — сказала она. — Он точно в игре. Знаешь, давай проследим события, восстанавливая ходы на доске. Наверняка что-нибудь получится.
Тебе лучше остаться здесь на ночь, — предложила я. — Шариф может послать своих ребят, чтобы арестовать тебя, только убедится, что ты находишься в стране нелегально. Завтра я смогу тайно вывезти тебя в город. Мой клиент Камиль попытается спасти тебя от тюрьмы. А пока мы поломаем головы над этой загадкой.
Мы полночи ломали головы, восстанавливая события путем движения фигур по шахматной доске Лили, — вместо пропавшей белой королевы пришлось использовать спичку. Лили осталась недовольна.
— Если бы у нас было побольше данных, — вздохнула когда небо за окном уже стало светлеть.
— На самом деле я знаю, как их добыть, — призналась я. — У меня есть близкий друг, который помогает мне с этой головоломкой, когда мне удается достучаться до него. Он компьютерный гений и прекрасно разбирается в шахматах. У него в Алжире есть знакомая с большими связями — жена бывшего голландского консула. Я надеюсь встретиться с ней завтра. Ты можешь пойти со мной, если мы выправим тебе визу.
На том и порешили. Покончив с этим, мы улеглись, чтобы хоть немного поспать. Я даже не могла представить себе, что через несколько часов все настолько переменится, что я превращусь из невольного участника чуть ли не в ведущего игрока.
Причал «Ла Дарс» располагался в северо-западном конце порта, где роились рыбачьи лодки. Это был небольшой каменный мол, соединявший большую землю и маленький островок, от которого Аль-Джезаир, то есть Алжир, и получил свое имя.
Стоянка для министерских машин была расположена поблизости от причала. Автомобиль Камиля отсутствовал, так что я кое-как затолкала огромный «корниш» Лили на его место и оставила на приборной панели записку. Мне казалось, что все на меня смотрят, — очень уж бросалась в глаза светлая прогулочная машина среди множества прилизанных черных лимузинов. Но все же это было лучше, чем оставлять ее на улице.
Мы с Лили по набережной дошли до бульвара Анатоля Франса, пересекли авеню Эрнесто Че Гевары и зашагали по Рыбацкой Лестнице наверх, к мечети. Одолев примерно треть подъема, Лили шлепнулась на холодную каменную ступень. Пот тек с нее ручьями, хотя было еще только раннее утро в солнце не начало припекать.
— Ты смерти моей хочешь, — заявила она, отдуваясь. — Что за дурацкий город! Эти улицы идут прямо вверх! Нормальные люди сровняли бы чертову гору с землей и сделали все как положено.