– Не бойся, детка! Я хочу померить тебе температуру и посмотреть горло.
Врач не сделал Кате больно, он был мил, приветлив и даже подарил девочке несколько неиспользованных деревянных палочек для осмотра гортани. А вот Лену увезли.
Вечером в квартиру фурией влетела Пелагея. Как она орала на Соню! Катя заткнула уши и снова забилась под одеяло. Скандал стих лишь под утро. Около восьми Катюша осторожно вышла на кухню, увидела у плиты няню в новом ярко-розовом халате и робко сказала:
– Я пить хочу.
– Обойдешься! – заорала та, обернулась, и девочка поняла: перед ней стоит родная мать.
– Чего вылупилась? – гаркнула Пелагея. – Зачем приперлась?
– Завтракать, – прошептала Катя. – А где Соня?
– В заднице! – рявкнула мать. – Бери что хочешь, а еще покорми брата!
– Кого? – обомлела Катерина.
– Оглоеда, – чуть спокойнее ответила Пелагея, – вон он, сидит на стульчике.
Тут только Катюша увидела высокую деревянную конструкцию, а в ней бледного худого ребенка.
– У меня есть братик? – ошарашенно спросила Катя. – Откуда?
– От верблюда, – буркнула Пелагея. – Дай ему каши. Чего стоишь? Ты здесь старшая! Впихни в него еду, умой его и отнеси в спальню.
– Куда? – переспросила Катя.
– Ты идиотка? – поитересовалась мамаша. – В Ленкину комнату, там пустая кровать.
– А где Лена? – рискнула задать вопрос Катюша.
– Она сюда никогда не вернется.
– Леночка умерла! – перепугалась малышка.
– Нет, ее вылечат, – с досадой ответила Пелагея. – Хватит балаболить, займись Павлом. Вот зануда!
– Его зовут Павликом? – поинтересовалась Катя.
– Павел Быкин, – мрачно ответила Пелагея. – Вырастет таким же подонком, как и его папаша-генерал, который нас выгнал. А все Сонька! Вот стерва! Сука! Дрянь! Пошла вон! Во-о-он!
Вопль будто подтолкнул Катю. Зажав руками уши, девочка бросилась в свою спальню, малышку охватил ужас. Пелагея врет: Лена умерла, так же как и незнакомая Надя, она, Катюша, следующая на очереди. Сони больше нет, в квартире поселилась мама с непонятно откуда взявшимся мальчиком.
– Сука! – вопила та в коридоре. – А ну вернись, мерзавка! Возьми Павла! Мне надо себя в порядок привести! Эй!
Дверь в Катину спальню хлопнула, малышка обмерла и – потеряла сознание. Очнулась Катя от детского крика, очевидно, это заливался голодный Павел. Девочке очень хотелось пить, поэтому она рискнула пройти в ванную, открыла кран и наклонилась над раковиной. Соня строго-настрого запрещала воспитаннице пить воду из водопровода, но няни рядом не было, а жажда измучила Катюшу. На кухне же могла находиться злая мама и орущий братик.
Напившись, Катя вытерла рот рукой, выпрямилась, посмотрела на себя в зеркало и закричала. Вместо привычного личика с бледной кожей на нее уставилась опухшая физиономия в розовых пятнах.
– Ну сейчас ты у меня получишь! – завопили из глубины квартиры.
Ужас охватил Катюшу, выпитая вода хлынула изо рта, ноги подкосились, тело покрылось липким потом. Последнее, что увидела девочка перед тем, как потеряла сознание, была Пелагея с дуршлагом в руках.
Катя оказалась в больнице. Она никогда раньше не лежала в клинике, поэтому не удивилась отдельной палате. И врач, и медсестра, заходя к девочке, надевали маски и резиновые перчатки. Кормили Катю из личной посуды, алюминиевая ложка и такая же тарелка были подписаны – на обратной стороне стояла фамилия Жукова. Ни игрушек, ни книжек у девочки не было, из развлечений только радио – и бесконечные уколы. Потом Кате разрешили гулять в саду под присмотром няни, которая зорко следила, чтобы девочка не подходила к другим детям. В отличие от остальных ребят на Катерине была очень приметная красная пижама и такой же халат. Нянька не разрешала подопечной приближаться к площадке, где резвились ее однолетки. Один раз, когда Катя тихо сидела на скамейке, мимо шла женщина с мальчиком. Увидев девочку, она подхватила сына на руки и заорала:
– Почему эта заразная здесь находится?
– Идите себе, – мирно ответила санитарка, – никто вам не мешает.
– Безобразие! – вопила женщина. – Мне рассказали, на кого тут красную одежду надевают! Расстреливать таких надо!
– Ай-ай-ай, – покачала головой нянька. – И не стыдно тебе? Взрослая баба, а чушь несешь. Больница, между прочим, инфекционная. Твой малыш тоже небось не с простудой.
– У нас менингит, – не успокаивалась тетка. – А у нее что? Зачем ее из отделения вывела? Заприте ее немедленно!
– Замолчи, – разозлилась нянька. – Кстати, менингит заразный, но ты спокойно по парку гуляешь!
– Нас вылечили, – голосила тетка, – и мы к другим детям не лезем!
– И нас вылечили, – парировала провожатая Кати, – и мы к другим детям не лезем.
– Сифилис – на всю жизнь! – завизжала мать мальчика. – Я главврачу пожалуюсь!
– Ох и дура, – вздохнула нянька. – Уж когда наука пенициллин придумала, не девятнадцатый век на дворе.
– Сифилитикам нельзя разгуливать на свободе!
Санитарка встала.
– Пойдем, Катюша, если человек идиот, то это на всю жизнь.
– Я добьюсь того, чтобы ее в блоке держали, – бесновалась баба.
Нянька прищурилась, а потом сказала:
– А ну, прекрати истерику... или велю Катеньке в вас плюнуть.
Скандалистка осеклась, схватила своего мальчика и убежала.
– Родятся же на свет дуры, – в сердцах воскликнула нянька.
– А что такое сифилис? – спросила Катя. – Так называется моя болезнь?
– Кто тебе сказал? – делано удивилась санитарка. – Первый раз слышу.
– Тетя про сифилис кричала, – напомнила Катя.
– А-а-а, – протянула нянька, – ты, деточка, неправильно расслышала: сифинакалис. Лекарство есть такое! Его от скарлатины колют. У тебя обычное детское заболевание, а сифинакалис лучшее лекарство. Лечиться, правда, надо долго, зато рецидива не будет.