Как ты, конечно, знаешь теперь из рассказов, полученных от всех остальных, даже еще не читая письма от Иоанна, последний пасхальный ужин проходил здесь, в моем доме в верхнем городе. Но возможно, никто, кроме меня, не знает, что сам Учитель спланировал эту трапезу в мельчайших деталях. Наряду с многочисленными указаниями он вполне определенно высказался о своем желании устроить эту трапезу в большой горнице моего дома; некоторые из его указаний казались мне поразительно расточительными. Самое важное, как постоянно подчеркивал Учитель, точно выполнить все его указания относительно сборов, проведения и завершения трапезы. Потом он добавил, строго по секрету, что надеется после ужина удалиться в пещеру в Гефсиманское имение Иосифа для проведения некого ритуала посвящения. Теперь это кажется мне важным.
В тот вечер Роза и мои остальные слуги приготовили еду и отнесли все блюда наверх заранее, поскольку Учитель попросил, чтобы мои домочадцы им не мешали. Только я и мой сын Иоанн обслуживали гостей во время ужина. Это объясняет, почему я так удачно смогла увидеть и услышать все, что происходило на той знаменательной трапезе. Вскоре после нее я записала все это в виде истории. Но только сейчас впервые увидела тот вечер совершенно в ином свете. И знаешь, Мария, хотя ты сама не присутствовала на этой трапезе и, возможно, мои слова потрясут тебя, но, перечитывая свои записи, я осознала, что большинство событий того странного ужина были связаны именно с тобой.
Конечно, мне давно стало ясно, что должно быть веское объяснение для того, почему тебя не пригласили на ужин, который, как Учитель наверняка знал, будет его последней трапезой с учениками. В конце концов, все знали, что ты была избранной ученицей — «альфа и омега», как он обычно называл тебя, так ведь? Кроме того, после его смерти ты стала первой свидетельницей его вознесения к Господу. Но главное, как я теперь понимаю, Мария, бесспорно то, что ты уже задолго до ужина приобщилась к Таинствам!
Несомненно, ты получила много рассказов о тех событиях от всех присутствовавших на ужине. Но их рассказы, наверное, сосредоточивались на их собственном участии, и они могли упустить общие важные моменты. На самом деле, по-моему, всю эту трапезу и ее события Учитель задумал как своеобразное испытание для его учеников, чтобы посмотреть, по его словам, кто из них тянет на пшеницу, а кто на плевелы. Иными словами, кто из них — в этот последний вечер жизни Учителя — окажется достойным преображения, предложенного им в конце испытания. Я записала эту историю как посторонний наблюдатель. И прошу тебя одну быть судьей.
ПОСЛЕДНЯЯ ТРАПЕЗА
За несколько дней до Пасхи, по причине, неизвестной никому, кроме него, Учитель сообщил своим ученикам, где именно они должны войти в город в тот вечер, чтобы узнать место их ужина: они должны будут ждать у Змеиного пруда вблизи Ессейских ворот в южной стене города. Туда придет за водой человек с кувшином, и он приведет их, одного за другим, в назначенное место. Так Учитель хотел убедиться, что только двенадцать учеников будут присутствовать на ужине. По прибытии самого Учителя, следовательно, стало их тринадцать.
Вышел у них какой-то спор из-за странной таинственности и необычной подготовки к ритуальной трапезе, ведь древние правила такого ритуала, передаваемые из поколения в поколение более тысячи лет, изначально были получены Моисеем непосредственно от Бога. И они не понимали, как же узнать, к примеру, что нынешняя трапеза приготовлена согласно Торе с соответствующими правилами очищения и способами готовки? К тому же, согласно Мишне, закваску должно искать при свете светильников и выбросить в предыдущий вечер — и как же понять, верно ли все сделано? Учитель не обратил внимания на их жалобы. Он пожал плечами и просто сказал, что все готово.
Удивительно было и то, что водоносом оказался юный Иоанн Марк, десятилетний сын Марии, которая вместе с ее братом
Варнавой с Кипра числилась среди богатейших покровителей Учителя. В ее великолепном доме на западном склоне горы Сион многие годы с радостью принимали Петра Симона, когда он приходил из Галилеи, да и самого Учителя с учениками; как известно, они засиживались до глубокой ночи, беседуя у камелька, а ее слуги роскошно обслуживали их.
Но на сегодняшнем вечере будет еще много удивительного. Каждого ученика приветствовала у ворот Роза, домоправительница Марии, матери Марка, а далее его вел другой слуга, но не в столовую, как обычно, а вверх по нескольким лестничным пролетам в неизвестное помещение под самой крышей дома. Более того, эта верхняя горница отличалась таким богатым убранством, какого еще никто не видывал в домах: низкие мраморные столы, затейливо инкрустированные разноцветными камнями, отражали желтый свет подвесных персидских светильников; полы и стены украшали толстые ковры с ионийского берега и живописные гобелены, напоминающие о северном африканском побережье; по всей горнице были расставлены внушительные сосуды с чаем и гигантские вазы, до краев наполненные пенистым вином.
Многие из двенадцати учеников вполне преуспели в жизни, освоив разного рода занятия, ведь Матвей стал сборщиком налогов, а Симон, Андрей и Зеведеи руководили богатым рыболовным хозяйством. Однако и они опешили от такого потрясающего убранства, сравнимого, видимо, с упаднической роскошью римских дворцов. Смущенные гости тихо разглядывали верхнюю залу дома Марии, матери Марка, обставленную большими римскими диванами, где во время еды свободно могли разместиться три человека, и даже не смели налить себе вина или поделиться толком своими мыслями, пока наконец не пришел Учитель.
Он выглядел озабоченным и жестом предложил всем сесть. Сам же он пока не садился, а прохаживался около двери, как будто в ожидании какого-то события. Слуги принесли большие чаши с водой и полотенца. Когда они удалились и дверь за ними закрылась, Учитель, не говоря ни слова, взял одну чашу с полотенцем и поставил ее около стола. Потом, сняв верхнюю одежду, он препоясался полотенцем, опустился на колени пред Иудой и начал мыть ему ноги. Остальные пребывали в полнейшем недоумении и смятении. Особенно когда осознали, что он собирается повторить эту процедуру для каждого из них. По очереди он подходил к ученикам, омывал их ноги и насухо вытирал полотенцем, не обращая внимания на их обеспокоенные взгляды. Но когда Учитель подошел к Симону Петру, тот вскочил на ноги и воскликнул:
— Нет, нет, Учитель! Я никогда не позволю тебе умыть мне ноги! Только не мне!
— Тогда, видимо, у нас нет ничего общего, — тихо сказал ему Учитель. Он не улыбался. — Если ты свято веруешь, что я твой Учитель, то должен последовать моему примеру. Я надеюсь, вы сделаете так же, когда меня уже не будет здесь, чтобы показать, что такое любовь. Подумай, Петр, о самонадеянности того слуги, который, ничего не ведая, считает себя более великим, чем тот, кто послал его. После моего ухода, я надеюсь, моих последователей узнают по тому, как они служат друг другу и любят людей.
— Тогда умой и меня, Учитель! — с воодушевлением воскликнул Петр, вновь поспешив сесть на место. — И не только ноги мои, а также руки и голову.
Учитель рассмеялся.
— Омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь, — сказал он. И, загадочно взглянув на Иуду, добавил: — И вы чисты, но не все.