На протяжении тысячи семисот миль от Шварцвальда до Черного моря несет свои воды самая важная артерия, объединяющая Западную и Восточную Европу, — Дунай. Древние греки называли его Истр, римляне считали материнскими истоками, и его старинное название по-прежнему употребляется для описания аллювиальной дельты, отделяющей Румынию от СССР. Но как бы ни называли эту реку многие народы в разные века — Донау, Дон, Данувий, Дунария, Дунай, Дануб, — самое древнее кельтское слово, породившее все эти названия, было Danu — «дар».
Дар воды, не признающий границ, щедро обеспечивающий животворными дарами всех людей. И еще один дар, кормивший множество обитателей дунайских берегов, — некое сокровище из темного золота, на котором зиждилось богатство Вены и благодаря которому она получила свое название: Vindobona, доброе вино.
Даже сейчас в холмистых долинах венских пригородов я видела бесконечные ряды виноградников, раскинувших свои шишковатые лозы с пожухлыми листьями прошлогоднего урожая — дар богини Цереры. Но вино подарено другим божеством — Дионисом. Его дар успокаивает боль, пробуждает мечты, а порой доводит людей до безумия; он изобрел бурные праздничные пляски, и самыми ярыми его последовательницами стали исступленно танцующие женщины. По моему мнению, если этот бог и отметил своим покровительством какой-то город, то им была именно Вена, земля «вина, женщин и песен».
Мне и самой в нежном возрасте удалось встретиться с этим божеством прямо здесь, в Вене, когда Джерси пела в дневном спектакле «Ариадна на Наксосе» в Государственной венской опере имени Рихарда Штрауса.
Покинутая на острове Наксос своим горячо любимым Тесеем, Ариадна подумывает о самоубийстве. Но тут на сцене появляется Дионис, чтобы спасти ее. В тот день Джерси, исполнявшая роль Ариадны, пела: «Ты — капитан мрачного корабля, уплывающего в темные дали…» Ариадна полагает, что личность, вдруг явившаяся ей, — бог смерти, который пришел забрать ее в подземное царство. Она не понимает, что перед ней сам Дионис, он полюбил ее и хочет жениться на ней, а потом вознести к небесам, украсив их ярким созвездием ее свадебного венца.
Но я была тогда такой глупышкой, что понимала ситуацию ничуть не лучше Ариадны. Наверное, именно поэтому я устроила свое первое и единственное публичное выступление в жизни, и оно произвело неизгладимое впечатление, по крайней мере на членов моей семьи. Я искренне поверила, что ужасный Князь Тьмы (тенор) собирается обречь мою маму на вечные пытки адским огнем, и поэтому выскочила на сцену и начала спасать ее! Мне удалось потрясти весь оперный зал. До сих пор помню свое унижение, когда меня насильно унесли оттуда рабочие сцены. Слава богу, дядя Лаф оказался поблизости и спас меня.
После нашего ухода Джерси раздавала автографы в наполненной цветами артистической уборной и, безусловно, как только мы удалились, извинилась перед изумленной публикой за неожиданное выступление ее ребенка. Лаф решил утешить меня Sachertorte mit Schlagobers — замечательным тортом со взбитыми сливками, после чего мы прогулялись по знаменитому бульвару Ринг, окольцовывающему Вену. Когда мы подошли к фонтану, Лаф присел на край этого водоема, притянул меня к себе и посмотрел на меня с насмешливой полуулыбкой.
— Гаврош, милая моя, — сказал он. — Я хочу дать тебе маленький совет: никогда больше не погружай свои хорошенькие зубки в ноги, принадлежащие кому-то вроде Бахуса, как ты сделала сегодня. Я говорю об эхом не только потому, что этот конкретный тенор, возможно, больше не пожелает появляться на сцене с твоей матушкой, но также и потому, что Бахус или, как его еще называют, Дионис — это великий бог. А кроме того, тот певец всего лишь исполнял его роль, — заверил меня дядюшка.
— Мне жаль, что я укусила дяденьку, который пел с мамой, — призналась я. Но меня заинтриговали его слова. — Ты сказал, что он только играет роль и, значит, где-то есть настоящий… Ди-я-нис? — попыталась я озвучить незнакомое слово.
Когда Лаф с улыбкой кивнул, у меня появилась масса новых вопросов.
— А ты когда-нибудь видел его? Как он выглядит?
— Мало кто верит в его существование, Гаврош, — серьезно сказал мне Лаф. — Считается, что он лишь герой волшебной сказки. Однако у твоей бабушки Пандоры было к нему особое отношение. Она верила, что этот бог приходит только к тем, кто просит его о помощи. Но ты должна действительно нуждаться в его помощи, прежде чем попросить. Он ездит на звере, который является его ближайшим спутником, — на дикой черной пантере с изумрудно-зелеными глазами.
Я страшно заинтересовалась. Образ тенора, укушенного мною в икру всего лишь час назад, совершенно изгладился из моей памяти. Я с нетерпением ждала, когда же появится в самом Центре Вены этот живой бог и проедется по Кернтнерштрассе верхом на своем взмыленном диком звере.
А если мне и правда понадобится помощь и он придет спасти меня, то как ты думаешь, дядя Лаф, он заберет меня с собой, как Ариадну?
— Гаврош, я совершенно уверен, что так и будет, если ты этого захочешь. Только сначала позволь мне рассказать кое-что важное. Бог Дионис полюбил Ариадну, но она была смертной женщиной, и ему пришлось спуститься к ней на землю. Однако, видишь ли, сошествие великого бога на землю может вызвать множество неприятностей. Поэтому ты должна призвать его только в том случае, если тебе действительно очень сильно понадобится его помощь, а не так, как поступил малыш, кричавший про волка. Поняла?
— Поняла, — согласилась я. — Я постараюсь. А какие могут быть неприятности? Что, если я вдруг случайно ошибусь? Неужели произойдет что-то ужасное?
Лаф взял меня за руку и посмотрел в мои глаза так, словно пытался увидеть в них какое-то далекое прошлое.
— Милый Гаврош, — сказал он. — Я уверен, что, глядя в твои потрясающие глаза, отливающие цветом морской волны, даже сам бог усомнится, стоит ли винить тебя, если ты когда-нибудь сделаешь ошибку. Но твоя бабушка полагала, что время Диониса придет уже очень скоро. И поскольку он является богом воды, источников, фонтанов и рек, то его приход освободит все эти воды. Дожди будут лить с неба, как во времена Ноя, и реки выйдут из берегов…
Внезапно я с ужасом вспомнила о мальчике, кричавшем о волке, когда не было никакого волка. И конечно, жутко испугалась тех могущественных сил, которые, по словам Лафа, могла вызвать моя бабушка, да и я тоже могла, судя по его намекам.
— Неужели ты думаешь, что вся наша земля будет затоплена и разрушена, если кто-то просто попросит помощи, в которой на самом деле не нуждается? Кто-то похожий на меня, — уточнила я.
Лаф немного помолчал, а когда заговорил, то не стал ни в чем разубеждать меня.
— Мне кажется, Гаврош, ты узнаешь нужный момент для просьбы, — мягко заметил он. — И я совершенно уверен, что сам этот бог будет точно знать, когда надо прийти.
Следующие двадцать лет моей жизни я редко вспоминала тот детский эпизод. Но сейчас, когда мы переезжали на остров, приближаясь к пункту нашего назначения, я вновь с тревогой глянула на рюкзачок, стоявший рядом со мной на сиденье, на это вместилище манускриптов Пандоры.