— Ты в курсе, что Риккеры возвращаются в город? — спросила мужа миссис Уинслоу. — Они взяли в аренду один из домов Уорнера.
Миссис Уинслоу никогда ни в чем не была уверена, но старалась скрыть это даже от самой себя и в порядке самоубеждения говорила медленно, тщательно взвешивая фразы.
— Я удивлена, что Дэн Уорнер позволил им снять этот дом. Наверное, Кэти думает, что все здесь будут из кожи вон лезть, чтобы ей угодить.
— Кто такая эта Кэти? — спросила старая миссис Форрест.
— В девичестве ее звали Кэти Чейз, дочь Рейнольда Чейза. Она и ее муж со дня на день должны объявиться в городе.
— Теперь понятно.
— Я лично с ней едва знакома, — продолжила миссис Уинслоу, — но я знаю, что, когда Риккеры жили в Вашингтоне, они были подчеркнуто грубы со всеми людьми из Миннесоты — буквально не желали их замечать. Мэри Коуэн провела там зиму и с полдюжины раз приглашала Кэти на обед или на чай, но та ни разу не пришла.
— Я запросто могу побить этот рекорд, — сказал Пирс Уинслоу. — Пусть Мэри Коуэн пригласит меня хоть сто раз, ноги моей не будет у нее в гостях.
— В любом случае, — медленно продолжила его супруга, — после всех скандальных историй снова приехать сюда — это значит напрашиваться на самый ледяной прием.
— Что верно, то верно, они на него напрашиваются, — сказал мистер Уинслоу; он был родом с Юга, но прожил здесь тридцать лет и давно стал своим среди горожан. — Этим утром ко мне в офис зашел Уолтер Хэннан и попросил поддержать кандидатуру Риккера — тот метит в члены Кеннеморского клуба. Я ему сказал: «Уолтер, я скорее поддержу кандидатуру Аль Капоне». Еще чего не хватало! Риккер попадет в клуб только через мой труп!
— Уолтеру нахальства не занимать. Что у тебя может быть общего с этим Чонси Риккером? Здесь ему не стоит рассчитывать на чью-либо поддержку.
— А кто эти люди? — спросила Элеонора. — Какие-то злодеи?
Ей было восемнадцать, и она готовилась к первому выходу в свет. В последнее время Элеонора так редко и ненадолго появлялась дома, что темы застольных бесед зачастую ставили ее в тупик, так же как и прабабушку.
— Кэти выросла здесь. Она была моложе меня, но я помню, что ее всегда считали слишком фривольной. Ее муж, Чонси Риккер, приехал из какого-то городка на севере штата.
— И что такого ужасного они натворили?
— Риккер разорился и покинул город, — сказал ее отец. — О нем рассказывали много скверных историй. Отсюда он перебрался в Вашингтон, где был замешан в скандале с иностранной собственностью; позднее в Нью-Йорке он попался на каких-то махинациях, но успел улизнуть в Европу. Через несколько лет главный свидетель обвинения умер, и Риккер смог вернуться. Отсидел пару месяцев за неуважение к суду, и все дела… — Он перешел на саркастический пафос. — И вот сейчас, как истинный патриот, сей деятель возвращается в свою прекрасную Миннесоту, будучи плоть от плоти ее бескрайних лесов, ее благодатных пшеничных полей…
Форрест не вытерпел:
— К чему эта издевка, папа? Можно подумать, твои кентуккийцы лопатами гребут Нобелевские премии. А как насчет парня с севера этого штата по фамилии Линд… [26]
— У этих Риккеров есть дети? — в свою очередь, перебила брата Элеонора.
— Кажется, у Кэти есть дочь примерно твоего возраста и мальчик лет шестнадцати.
Форрест издал слабое восклицание, оставшееся незамеченным. Возможно ли это? Французские книги и русская музыка — та девушка наверняка побывала в Европе. Догадка лишь усугубила подспудное чувство обиды: надо же, дочь какого-то жулика и проходимца, а так задирает нос! Теперь он был полностью солидарен с отцом, не желавшим видеть этого Риккера среди членов клуба.
— Они богаты? — внезапно спросила миссис Форрест.
— Полагаю, не бедствуют, если им по карману арендовать дом Дэна Уорнера.
— Ну тогда они здесь вполне приживутся.
— Риккеру не бывать в Кеннеморском клубе! — категорически заявил Пирс Уинслоу. — В нашем штате, слава богу, еще сохранились кое-какие традиции.
— Мне много раз случалось видеть, как все в этом городе переворачивалось с ног на голову, — заметила старая леди.
— Но этот человек — преступник, бабушка, — пояснил Форрест. — Разве ты не видишь разницы? Речь идет о социальном статусе. Помнится, в колледже мы спорили, не зазорно ли будет пожать руку Аль Капоне, если доведется с ним встретиться…
— Кто такой Аль Капоне? — спросила миссис Форрест.
— Это еще один преступник, из Чикаго.
— Он что, тоже хочет вступить в Кеннеморский клуб?
Все рассмеялись, а Форрест уверился в том, что, если Риккер пожелает стать членом клуба, отцовский черный шар окажется не единственным при баллотировке.
Настоящее лето, как всегда, нагрянуло внезапно. Едва закончился последний апрельский ливень, как за одну ночь некто незримый прошелся по улицам, надул пышной зеленью деревья, как воздушные шарики, осыпал газоны и клумбы цветочным конфетти, выпустил из небесной клетки целую тучу дроздов и, быстро оглядев содеянное, поднял облачный занавес над теперь уже летними декорациями.
Форрест мимоходом подобрал прилетевший с площадки бейсбольный мяч и бросил его обратно ребятне. Прикосновение к швам на истертой кожаной поверхности мяча вызвало в нем волну воспоминаний. Сейчас он снова, как когда-то в детстве, спешил на игру, — правда, ждала его не бейсбольная площадка, а поле для гольфа, но ощущение было схожим. И лишь много позднее, выполнив удар на восемнадцатой лунке, он вдруг отчетливо осознал, что все уже не так, как было в детстве, и никогда больше таким не будет. Впереди был долгий пустой вечер — с очередным званым ужином и затем отходом ко сну.
В ожидании ответа соперника Форрест мельком взглянул на стартовую зону десятой лунки, расположенную примерно в двухстах ярдах от них. Как раз в ту минуту одна из двух женщин на той площадке уверенным ударом послала мяч к самой границе грина.
— Это наверняка миссис Хоррик, — прокомментировал его приятель. — Из всех здешних дам только она способна на такое.
Но тут солнечный луч сверкнул золотом в волосах женщины, и Форрест тотчас же ее узнал. Одновременно он вспомнил о том, что ему предстояло сделать в ближайшие часы. Этим вечером совет клуба, в котором заседал и его отец, должен был рассмотреть кандидатуру Чонси Риккера, и перед отъездом домой Форрест собирался зайти в клубное здание и опустить черный шар в урну для голосования. Это был обдуманный выбор. Он любил этот город, в котором достойно жили пять поколений его предков. Его дед основал этот самый клуб в 1890-х, когда гонки на яхтах занимали место нынешнего гольфа и когда на поездку хорошей рысью из города до клуба уходило часа три. И он был согласен с отцом в том, что людям определенного сорта в стенах клуба делать нечего. Крепко сжав губы, он сильным ударом отправил мяч ярдов на двести — и тот, прокатившись по траве, предательски нырнул в кусты.