— А где же малютка Ноэль? — первым делом спросили они.
Прошлым летом Ноэль прожила у них дома целую неделю.
Рене громко позвал Ноэль, обернувшись к лестнице на второй этаж, но не получил ответа.
— Наверно, гуляет по округе. — Он неопределенно махнул рукой. — Мы тут живем на деревенский лад.
— Это прекрасно, спору нет, — сказала Долорес Юм, — но не забывай, что детей иногда похищают.
Рене поспешил выбросить из головы эту тревожную мысль.
— Как ты себя чувствуешь, Рене? — спросила Долорес. — По словам Чарльза, ты слишком надрываешься на работе.
— Да нет же, дорогая! — запротестовал Чарльз. — Я ничего такого…
— Скоро и ты надорвешься. Я знаю Рене дольше, чем ты. Вы на пару целыми днями возитесь со своими колбами, а по вечерам у Рене забот полон рот с Ноэль.
И она пристально взглянула на Рене — неужели он себя как-то выдал или она просто хотела увидеть его реакцию на эти слова?
— Чарли сказал, что работа ваша продвигается туго, и мы подумали: может, взять Ноэль на недельку к нам, а ты пока отдохнешь?
Рене ответил быстро и раздраженно:
— Я не нуждаюсь в отдыхе и не могу оставить работу.
Это прозвучало грубо, притом что Рене высоко ценил своего помощника.
— Не в обиду — я знаю, что Чарльз может справиться с работой не хуже меня.
— Я не только о тебе забочусь, но и о малютке Ноэль. За детьми нужен глаз да глаз.
Чувствуя, как в нем нарастает гнев, Рене ограничился простым кивком.
— Если тебя такой вариант не устраивает, — продолжила Долорес, — почему бы тебе не нанять цветную девчонку, чтобы та присматривала за Ноэль после школы. Заодно помогла бы и с уборкой в доме. Может, французы и аккуратнее американцев, но с чистотой у них дела никак не лучше.
И она для проверки провела рукой по поверхности ближайшего шкафа.
— Боже мой! — секунду спустя прозвучал ее потрясенный крик.
На ладони остался густой черный слой из пыли, вековой сажи, смолы и глубоко въевшейся в дерево грязи.
— Какой кошмар! — вырвалось у Рене. Не далее как на прошлой неделе он в очередной раз отказался от предложения Бекки сделать уборку в доме. — Тысяча извинений. Сейчас я принесу…
— Ничего-ничего, так мне и надо, — сказала Долорес. — Я сама найду дорогу, не беспокойся. Этот дом я знаю вдоль и поперек.
Когда она удалилась, Чарльз Юм сказал:
— Похоже, мне стоит извиниться перед тобой за Долорес. Она женщина своенравная, как ты знаешь, но вот так бесцеремонно совать нос в чужие дела…
Он запнулся. В комнату стремительно вернулась его супруга, и мужчины тотчас поняли: что-то здесь не так. На лице ее застыла гримаса изумления и обиды, словно ей только что нанесли жестокое оскорбление.
— Зачем ты позволил мне подняться наверх? — обратилась она к Рене. — Меня не касается твоя личная жизнь, но будь на твоем место кто-нибудь другой, я бы решила, что это просто дурацкий розыгрыш.
В первый миг Рене остолбенел. Затем он начал догадываться, но не успел открыть рот, как Долорес заявила ледяным голосом:
— Разумеется, я подумала, что это Ноэль в ванной комнате, и потому спокойно туда вошла.
Рене не нашелся с ответом; он только издал протяжный громкий вздох, медленно поднес руки к глазам и покачал головой в такт размеренному тиканью часов. Затем, разом опустив руки, словно выбрасывал на стол свои карты, он попытался объясниться. Мол, девушка в ванной — это племянница соседа… но, еще не закончив свою фразу, он понял, что его усилия тщетны. Долорес была годом-двумя старше того военного поколения, которое уже ничему не удивлялось и принимало все вещи такими, какие они есть. Рене знал, что до своего замужества она была слегка влюблена в него, и не сомневался, что о случившемся очень скоро узнает весь университетский городок. Он знал это даже тогда, когда она притворилась, что верит его объяснению, и когда Чарльз перед их уходом понимающе заглянул в глаза Рене, молчаливо пообещав держать свою благоверную в узде.
— Ужас как неловко вышло, — чуть позже сокрушалась Бекки. — Нынче у Слокумов вода не текла совсем, а я запарилась и вспотела, вот и забежала быстренько обмыться. Видел бы ты лицо той женщины, когда она вошла в ванную! «Ох, это не Ноэль!» — сказала она. А что могла сказать я? По ее гримасе было видно, что она поняла все.
Наступил ноябрь, и кампус раз в неделю взрывался разноцветьем фиалок и хризантем, наполнялся запахом горячих хот-догов и мельканием футбольных эмблем, а окрестные дороги выглядели туннелями из желто-красной листвы над нескончаемыми потоками автомобилей. Обычно Рене не пропускал футбольные матчи, но только не в этом сезоне. Теперь все свое время и силы он отдавал драгоценной воде, которая не была водой в обычном смысле, — это была божественная, загадочная жидкость, быть может способная излечивать от бешенства носорогов или просто выращивать волосы на голом камне, — либо раболепно склонялся перед катализатором с обмоткой из платиновой проволоки ценой в пять тысяч долларов, по утрам встречавшим его тусклым мерцанием из своей кварцевой темницы.
Однажды утром они выехали из дома раньше обычного, и он решил показать Ноэль и Бекки свою лабораторию. Реакция Ноэль его слегка разочаровала — та слушала объяснения вполуха, не отрывая взгляда от своей копии расписания. А вот Бекки нашла нечто романтичное в электрически напряженной, пронизанной солнечными лучами атмосфере комнаты, с запахами неведомых газов, слабым ароматом нарождающихся открытий и низким гудением, исходящим от стеклянных колб.
— Папа, можно взглянуть на твое расписание? — попросила Ноэль. — Тут одно слово никак не могу разобрать.
Он протянул ей лист, уже переключая внимание на другое: смена громкости и тембра звука в лаборатории подсказала ему, что происходит что-то необычное. Рене опустился на колени перед кварцевой емкостью и выхватил из кармана авторучку.
Накануне он изменил условия эксперимента и теперь торопливо записывал показания приборов:
Расход 500 см3 в мин., температура 255 °C.
Состав газовой смеси: 2 части кислорода
на 1,56 части азота.
Слабая реакция, ок. 1 %.
Изменяю состав: 2 части кислорода на 1,76 азота.
Температура 283 °C, платиновая нить раскалилась
докрасна…
Он работал быстро, то и дело поглядывая на манометр. Прошло десять минут; платиновая нить то раскалялась, то затухала, а Рене заносил в блокнот длинную череду цифр. Наконец он встал и, оглядевшись с отрешенным выражением лица, как будто удивился, что Бекки и Ноэль все еще находятся здесь.
— Вот это я называю везением! — объявил он.
— Мы опаздываем в школу, — строго напомнила Бекки, но тут же сменила тон. — А что это было, Рене?