…шопингом.
…посиделками в каком-то очень модном ресторане с очень нужными людьми, которых Игнат и знать не знал.
…визитом в ночной клуб.
…выездом на природу.
И вот — начался понедельник.
С головной боли. И со знакомой сухости во рту, которая свидетельствовала, что от излишеств Игнат не удержался. Ленка спала, обняв подушку. Вряд ли она поднимется до полудня. И потом остаток дня будет бродить по квартире, брюзжа и вздыхая, что ее совсем не любят.
— Я поехал?
Она только на другой бок перевернулась. На щеке, в кои-то веки лишенной косметического панциря, остался отпечаток подушки. Игнат испытал острое желание вернуться в кровать. Под одеяло. Закрыть глаза и послать все к лешему.
Зачем он вообще с конторой связался?
Не его же профиль. Не его люди.
Отец его попросил?
Ну, так нашел бы управляющего… Кстати, а это хорошая мысль. Найти кого-то и посадить в директорское кресло, пусть себе руководит этим дурдомом, а Игнат вернется к собственным баранам, которых тоже надолго бросать нельзя.
И мысль эта привнесла ноту оптимизма в его паршивое настроение. До офиса он добрался без проблем и, взглянув на часы, убедился — не опаздывает. Смешно было бы нарушать собственные правила.
Но оказалось, что Игнат — не первый.
— Здравствуйте, — сказала Ксюша, отвлекаясь от созерцания бумажных завалов. — Что вы мне тут натворили?
— Где?
— Тут, — ее пальчик уперся в груду папок… Ну да, Игнат там что-то искал. Что искал — он уже сам не помнил, и даже нашел ли… а папки убрать некогда было. Или — не его это дело? А потом были срочные документы… договора, акты, согласования…
— Извини, — он потер переносицу. — Как-то само собой получилось.
— И посуда грязная… и у вас, наверное, завал…
Полный.
— Открывайте кабинет, — Ксюша нахмурилась.
Забавная. Рыжая. Конопатая. Яркая, как апельсинка. И эти еще хвостики ее, совершенно дурацкие. А платье на сей раз желтое, с рисунком в виде бабочек. И совсем в дресс-код не вписывается. Но, может, лесом бы шел этот дресс-код?
Пусть себе носит что хочет.
— У тебя все нормально? — почему-то ему стало стыдно, что он не позвонил. Конечно, Игнат не обязан был это делать, он вообще, что мог, устроил: вызвал мастера, дождался, пока замки сменят, проинструктировал ее, как себя правильно вести… а потом уехал и выкинул эту рыжую из головы.
— Да.
Хорошо, если так.
— Открывайте, — Ксюша указала на дверь. — Я бы убралась и без вас, но вы ключи забрали.
Потому что нечего ключам от кабинета директора висеть так, что каждый снять их способен. На крючочке, у двери. Что за детская безалаберность?
И, по-хорошему, следовало бы сразу замки и здесь поменять, но как-то оно завертелось вдруг…
Игнат в замок попал не с первой попытки, но таки попал, нажал на ручку, толкнул дверь и согнулся в шутливом поклоне:
— Прошу.
Ксюша только фыркнула и перешагнула через порог. И вдруг тут же отскочила назад.
— Там… — она вытянула руку. — Там!..
Очередная пакость. Игнат и не предполагал, насколько она пакостная: в отцовском кресле, массивном, обтянутом кожей оттенка бордо, сидел Стас. Расслабленно, так что казалось, будто он случайно сюда заглянул и задремал ненароком. Но вот рукоять ножа, торчавшая из его груди, несколько нарушала идиллическую картину.
— Вызывай полицию, — велел ей Игнат и, решившись, все же подошел к телу. Мало ли, вдруг Стас еще живой? Но шея его была холодной.
Значит, он не первый час так сидит.
Полиция прибыла быстро. И — завертелось! Нет, понедельник, конечно, день тяжелый, но чтобы настолько… Игнат отвечал на вопросы.
Потом отвечала Ксюша. Она то и дело всхлипывала, но в слезы не ударялась, только подол своего нарядного желтого платьица теребила.
Потом наступил черед остальных… и о работе можно было забыть.
— Значит, ключи мог сделать любой? — в десятый раз уточнил лопоухий паренек, занимавшийся опросом свидетелей. — Они просто висели? Вот тут?
Он ткнул пластиковой ручкой в крючочек.
— Да. Висели. Вот тут. Просто.
Головная боль то накатывала волной, и тогда Игнат давил в зародыше желание выгнать всех отсюда, то отпускала.
— Почему?
— Почему тут или почему висели?
Паренек смутился. Нет, он не виноват в том, что сейчас понедельник, что у них — труп, а у него, Игната, последствия вчерашней попойки; что отец его вряд ли обрадуется этой новости, еще и волноваться начнет, а ему вредно…
— Все «почему», — буркнул паренек.
— Крючок я сделала, — Ксюша подала голос. — Просто Алексей Петрович все время ключи бросал на столик, а получалось, что они за столик падали. И столик приходилось отодвигать, а еще они за ковер однажды завалились, и мы весь офис обыскали…
И поэтому Ксюша вкрутила вот в это место серебряный крючок, на который ключики от отцовского кабинета вешались, что никого здесь не удивляло.
Доверие, однако, исключительное!
— Алексей Петрович — мой отец, — пояснил Игнат. — Он отошел от дел. Болеет. Лечится. За границей. И вернуться… не вернется он.
Потому что Игнат грудью ляжет, но не пустит его сюда. Не хватало еще, чтобы отец в эти разборки влез!
— И — да, мой отец всецело доверял своим сотрудникам.
Лопоухий только хмыкнул и повернулся к Ксюше:
— А вы, значит, секретарша?
Прозвучало это двусмысленно, до того двусмысленно, что Игнату захотелось врезать этому типу. Игнат вообще легко выходил из себя, делал глупости, потом, конечно, сожалел об этом, обещал себе, что сдержится…
— Секретарь, — поправила типа Ксюша. — И — да, Алексей Петрович доверял своим сотрудникам…
Как показывает практика, совершенно зря.
— И по какой причине этого… — лопоухий пролистнул блокнот, — Станислава Федоровича Федоренко убили, вы, естественно, не знаете?
Ксюша мотнула головой.
— Стас… был очень хорошим.
В этот момент Игнат заподозрил, что в Ксюшином мире, нарядном и ярком, как это ее платьице, вообще нет плохих людей. Все хороши, каждый по-своему.
— И что он тут делал?
Похоже, подобная мысль пришла в голову не только Игнату. Лопоухий посмотрел на Ксюшу с насмешкой, как на идиотку: мол, хорошие люди не делают дубликаты ключей, не вламываются в директорский кабинет и уж точно не остаются там в виде трупов.