К сожалению, не только штурмовики не почтили своим присутствием званый вечер.
Гостей тоже не было. Дагмар говорила о несметном числе приглашенных, и Штенгели ожидали увидеть столпотворение машин и веселую толчею в дверях, однако в полном одиночестве вышагивали по красной дорожке, расстеленной на тротуаре.
— Видимо, народ подъедет позже, — весело сказала Фрида. — Мы-то приехали вовремя, а это, как известно, дурной тон. Наверняка потом будет не протолкнуться. Ладно, зато не надо маяться в очереди за напитками.
В вестибюле Штенгелей учтиво направили в большой танцзал в глубине. Семейство зашагало по коридорам, устланным толстыми коврами.
— Все понятно! — просветлела Фрида. — Ну конечно, я вспомнила — у танцзала отдельный вход. Давно-давно здесь была какая-то врачебная вечеринка и мы входили прямо с улицы.
Пусть они зашли не с того входа, но и перед золочеными дверями зала толчеи не наблюдалось. Там стояли только Фишеры, встречавшие гостей.
Все трое выглядели великолепно. Даже изумительно.
Ну прямо сливки богатого берлинского общества.
Подтянутый герр Фишер в смокинге, на груди памятная медаль, через плечо лента берлинской Торговой палаты. Фрау Фишер в сильно декольтированном вечернем платье и сказочном бриллиантовом колье стоимостью в целое состояние.
И Дагмар.
Челюсти оробевших восхищенных братьев отвисли до пола. Дагмар вдруг превратилась в юную женщину, тогда как они остались мальчишками. Неуклюжими и косноязычными, оглушенными плохо скрытым желанием. Дагмар была в длинном шелковом платье без бретелек, не оставлявшем сомнений в том, что выпуклости, которые однажды Зильке заклеймила подложными, самые что ни на есть натуральные. Близнецы были напрочь сражены.
Завороженные красотой, поначалу они не заметили, что возлюбленная их слегка напряжена и опечалена.
Тринадцатилетние подростки, смятые вожделением, они не особо вглядывались в ее лицо.
— Милости просим, герр и фрау Штенгель, — сказал Фишер. — С женой моей вы уже знакомы. Мы вместе забирали Дагмар из вашей квартиры в тот ужасный день, когда эти прекрасные юноши ее спасли. Благодарность наша вечна и неизменна. Добро пожаловать. Прошу в зал. — Он взглянул на дочь: — Дагмар, поприветствуй своих гостей.
Дагмар будто очнулась:
— Конечно, папа. Здравствуй, Пауль. Здравствуй, Отто.
— Ух ты! — выговорил Пауль.
— Ух ты! — эхом откликнулся Отто.
— Ты выглядишь… — Пауль пытался удержать взгляд на лице Дагмар, но тот упорно съезжал ниже.
— У тебя такие… — Отто даже не пытался.
— Классные…
— Совсем как…
Дагмар покраснела.
— Хорош пялиться! — прошипела она.
— Я не смотрю! — зарделся Пауль.
— Я тоже! — соврал Отто.
— См отрите! — гневно прошептала Дагмар. — Можно подумать, никогда меня не видели!
— Столько тебя не видели, — сказал Отто.
Пауль лягнул брата.
— Так пялиться — просто хамство, но мне все равно, потому что творится кошмар! Ступайте в зал и ешьте мороженое, вам, наверное, больше ничего и не надо, а я пойду к родителям, хотя лучше бы мне умереть!
Дагмар отвернулась, громко шмыгнула носом и промокнула глаза.
Пауль и Отто слегка растерялись, однако вместе с родителями послушно проследовали в зал. Братья в жизни не видели ничего подобного, но смекнули: что-то пошло не так.
Кроме семейства Штенгель и двадцати официантов в зале не было ни души.
— Улыбайтесь, — прошептала Фрида и сама натянуто растянула губы. — Кажется, мы первые.
Только Вольфганг расплылся в неподдельной улыбке. Курьезно! Они одни в огромном зале с десятью громадными хрустальными люстрами, и на каждого — по пять официантов.
— Какой красивый ковер, правда? — Фрида отважно пыталась светской болтовней заполнить пустоту. — Чтоб такой соткать, нужна целая вечность. Шампанское восхитительное! Как вам фруктовый салат, мальчики? Вот уж лакомство!
Шло время, подтянулись и другие гости; в хоромах, легко вмещавших двести персон, набралось человек сорок.
Приглашенные растерянно слонялись по залу. Слышались реплики:
— Говорят, свирепствует грипп… Наверное, многие свалились…
Когда стало ясно, что дальнейшее ожидание совершенно бессмысленно, в зале появились хозяева. Возросшая числом обслуга внесла канапе и десятиметровый стол под белоснежной скатертью, уставленный снедью на двести персон.
Пауль и Отто ели в три горла.
Беспрестанно наведываясь к волшебной самобранке, они съели мяса больше, чем за последние три месяца. Затем приступили к десертам, твердо решив перепробовать абсолютно все.
Дагмар вяло ковыряла куриную ножку и печально оглядывала пустой зал.
— Никто из моих друзей не пришел, — сказала она. — Ни один. Никогда не прощу. Никому.
— Мы-то пришли, — проговорил Пауль с полным ртом клубники под взбитыми сливками.
— Да, мы-то здесь, — поддержал Отто, выглядывая из-за вилки с ростбифом. Он решил сделать второй заход на все роскошные яства.
— Вы не считаетесь. Я знала, что вы придете. Но больше никто не появился, даже евреи. Они-то почему не пришли?
— Наверное, побоялись, что штурмовики дадут от ворот поворот, — сказал Пауль. — По правде, я и сам опасался.
— Я тоже, — буркнул Отто. — Потому и подготовился.
— В смысле? — не поняла Дагмар.
Отто попытался загадочно улыбнуться. Из-за крема, которым был вымазан его рот, вышло не вполне загадочно.
— Кончай, Отто, — нахмурился Пауль.
— Нет, скажи, — не отставала Дагмар.
Оглядевшись, из внутреннего кармана пиджака Отто достал выкидной нож. Нажал кнопку, потом насадил картофелину на выскочившее лезвие и отправил ее в рот.
Печаль Дагмар тотчас сменилась восторгом.
— Ого! Ты прямо как гангстер в кино! — выдохнула она.
— Спрячь! — рыкнул Пауль. — Сколько можно! Ладно — предосторожность, но похваляться-то зачем? Если поймают с ножом, тебя не пощадят, сам знаешь.
— Ага, и я не пощажу, — огрызнулся Отто.
Проткнув ножом кроваво-красный ростбиф, он подал его Дагмар. Та возбужденно хихикнула и сняла мясо со зловещего лезвия.
Паулю было не до смеха.
— Совсем рехнулся? Убери! Какого хрена размахался! Наверняка тут полно шпиков. Вон как зыркают эти официанты в бабочках. Если тебя кто заложит, ты покойник. На входе гестаповцы, сам же видел.
Отто неохотно закрыл и спрятал нож в карман.