— Излишне? Почему? Потому что слишком хорошо для Клариссы или слишком дорого для меня? Конечно, ты не посмеешь согласиться с первым; а что до меня… на меня тут неожиданно свалились деньги, и я транжирю их, угождая дамам.
Стреффорд, как заметил Лэнсинг, всегда скатывался на американский сленг, когда бывал несколько смущен и хотел отвлечь внимание от главного. Но что его смущало, чье внимание он хотел отвлечь? Ясно же, что протест Вандерлина был простой формальностью: как большинство состоятельных людей, он имел смутное представление о том, что значат деньги для бедных. Но для Стреффорда было необычно делать кому-либо подарки, а особенно дорогие: возможно, это и привлекло внимание Вандерлина.
— Свалились деньги? — весело повторил он.
— О, небольшие: мне предложили чертовски хорошую арендную плату за домик на Комо, и я помчался сюда, чтобы промотать свои миллионы с вами, — невозмутимо ответил Стреффорд.
В глазах Вандерлина тут же вспыхнул одобрительный интерес.
— Что… это где вы проводили медовый месяц? — Его дружелюбная улыбка относилась и к Нику с Сюзи.
— Именно: награда за добрый поступок. Слушай, старик, угости сигарой, к несчастью, свои, чертовски хорошие, я оставил на Комо — и скажу тебе откровенно: Элли не разбирается в табаке, а Ник настолько на седьмом небе от счастья, что ему все равно, что курить, — проворчал Стреффорд, протягивая руку к портсигару хозяина.
— Драгоценности нравятся мне больше, — прошептала Кларисса, обнимая отца.
Первые слова, обращенные Нельсоном Вандерлином к жене, были о том, что он привез все ее платья; и та встретила его с подобающим восторгом. По правде сказать, присутствовавшим ее радость показалась напрямую соразмерной удовольствию от получения долгожданных нарядов. Но, похоже, подобные подозрения не могли испортить мистеру Вандерлину счастья в кои-то веки побыть почти сутки под одной крышей с женой и дочерью. Он не скрывал сожаления, что обещал своей матери присоединиться к ней на другой день; и добавил, бросив на жену страстный взгляд:
— Если б я только знал, что ты намерена дождаться меня!
Но, как для человека долга, что проявлялось и в семейных, и в деловых отношениях, для него просто было немыслимо разочаровывать требовательную старую даму, которой он был обязан самим своим существованием. «Маме мало кто интересен, — говаривал он не без оттенка сыновней гордости за родительский снобизм, — так что я должен бывать у нее намного чаще, чем если бы она была общительней»; и со смиренной улыбкой он велел Клариссе быть готовой к отъезду утром.
— А пока, — сказал он в заключение, — повеселимся как следует.
Дамы дружно подхватили это предложение, и было решено, что, поскольку мистер Вандерлин, опоздав к ланчу, толком не поел, его жена, Кларисса и Сюзи повезут его на пикник на Точелло, остров в лагуне. Они даже не предложили Стреффорду, или Нику, или другим молодым людям из их компании поехать с ними; как сказала Сюзи, Нельсон желает отправиться на остров один со своим гаремом. Так что Лэнсингу и Стреффорду ничего не оставалось, как наблюдать за отплытием счастливого паши в окружении заботливых красавиц.
— Так вот что ты называешь «быть женатым»! — заметил Стреффорд, махавший Клариссе потрепанной панамой.
— О нет, я — нет! — засмеялся Лэнсинг.
— Он называет. Но знаешь… — Стреффорд сделал паузу и оборотился к собеседнику: — Знаешь, я был бы не прочь оказаться там, когда иллюзии рассеются. Полагаю, без побитой посуды не обойдется.
— Меня это не удивит, — равнодушно ответил Лэнсинг и отправился в свою комнату, оставив Стреффорда философствовать наедине с его трубкой.
Лэнсинг всегда знал о беде старины Нельсона: да и кто не знал об этом, кроме самого бедняги Нельсона? Когда-то это казалось забавным, поскольку было типичным; теперь Ника скорее раздражало, что Вандерлин такой осел. Но завтра тот уедет, и Элли тоже, а потом несколько волшебных недель дворец снова будет принадлежать Нику и Сюзи. Из всех постояльцев они единственные ценили палаццо и понимали, что значит жить в нем; и оттого казалось, что они и есть его настоящие владельцы. Так что было легко воспринимать Вандерлинов просто незваными гостями, которых недолго придется терпеть.
Так отдалившись от них, Лэнсинг погрузился в работу над книгой. После нескольких недель отдыха он вернулся к ней с новой энергией и был намерен быстро ее завершить. Он не ждал, что книга принесет ему много денег; но если она будет иметь хотя бы средний успех, то откроет ему доступ в обозрения и журналы, тогда он может забросить археологию и сочинять романы, ибо рассчитывал зарабатывать на жизнь себе и Сюзи только в качестве беллетриста.
Ближе к вечеру он отложил перо и вышел на улицу. Ему нравилась усиливающаяся жара венецианского лета, обветшалые фасады оттенка перезрелых персиков, солнечная эмаль на темной зелени каналов, запах гниющих фруктов и вянущих цветов, отягощающий полный истомы воздух. Какие картины рисовал бы он себе, если бы осмелился: как они с Сюзи уединятся на верхнем этаже какого-нибудь полуразрушенного палаццо над нефритовыми водами канала, с террасой, выступающей над крохотным запущенным садом… и чеки от издателей, приходящие регулярно! Почему бы им не обосноваться в Венеции, если планы его осуществятся!
Он оказался перед церковью дельи Скальци и, открыв обитую кожей дверь, прошел по нефу под вихрем розово-лимонных ангелов на своде, расписанном Тьеполо. [12] Церковь была не из тех, в которые забегают, чтобы посмотреть на достопримечательности, но сейчас он заметил молодую женщину, которая стояла в одиночестве у клироса и старательно разглядывала в полевой бинокль небесный водоворот, временами отрываясь, чтобы свериться с раскрытым справочником.
Услышав шаги Лэнсинга по мозаичному полу, молодая дама обернулась. Это была мисс Хикс.
— О!.. вам тоже это нравится? Хотя область ваших интересов — эпоха на несколько столетий удаленней, не так ли? — спросил Ник, пожимая ей руку.
Она серьезно посмотрела на него.
— Почему человеку не может нравиться то, что выходит за рамки его интересов? — ответила она; и он, рассмеявшись, признал, что это часто бывает вдохновляющим.
Она не сводила с него серьезного взгляда, и после одного или двух замечаний по поводу фресок Тьеполо он понял, что она ищет возможности перейти к теме более личного характера.
— Рада встретить вас одного… — наконец сказала она резко (как могло показаться, по причине неловкости, не будь резкость совершенно неосознанной), повернулась к плетеным стульям и пригласила Ника сесть рядом, — что редко бывает, — добавила она с серьезной улыбкой, от которой ее тяжелое лицо почти похорошело; и продолжала, не дав ему времени возразить: — Хочу поговорить с вами — объясниться по поводу отцовского приглашения отправиться с нами в Персию и Туркестан.