Пока Грейс обрушивала на Сюзи историю внезапной славы Ната и ее непредвиденных последствий, Сюзи изумлялась и раздумывала. Может, секрет его триумфа был в тех долгих тяжелых годах безвестности, постоянного пренебрежения публики, в равнодушии к любому виду жизненных удобств, в котором жена так весело поддерживала его? Не был ли его успех куплен ценой ее собственной самобытности и таланта, «преимуществ» детей — то есть всего, кроме тесных уз, связывающих мужа и жену? Что же… это, несомненно, стоило такой платы, но что, если теперь, когда пришли почести и благосостояние, эти узы порвались и Грейс осталась одна среди руин былого счастья?
Однако ни в ее тоне, ни в словах не было на это и намека. Сюзи обратила внимание, что разномастная одежда на ней была более дорогой и качественной и профессионального покроя, не то что тот самопошив, который украшал ее полнеющую фигуру в прежние времена в бунгало: ясно, что она старалась одеваться так, чтобы соответствовать новому положению Ната. Но прежде всего она наслаждалась, нося ее, и всей грудью впивала пользительный воздух его успеха. Она явно пока еще не догадывалась о том, что те, кто соглашается делить хлеб нищеты, могут не пожелать делиться пирогом благополучия.
— Моя дорогая, это так замечательно! Он сказал мне брать столько билетов на концерты и в оперу, сколько хочу; он разрешает брать с собой всех детей. Для крупных концертов еще не сезон, но, конечно, Опера доступна всегда. Да еще происходит масса мелких музыкальных событий — в Париже для музыки все сезоны хороши. А потом, очень возможно, мы отправимся в Мюнхен на неделю… Ох, Сюзи!
Она стиснула руки, глаза ее сияли, она почти благоговейно пила новое вино жизни.
— Помнишь, когда ты и Ник приехали погостить у нас в бунгало? Нат сказал, что ты была в ужасе от нашей примитивной жизни, — но я-то лучше знала! И я была права, ведь так? Видя, как мы счастливы, ты и Ник решили последовать нашему примеру, правда? — Она вся расцвела, вспоминая те времена. — А сейчас какие у вас планы? Ник, наверно, уже заканчивает книгу? Думаю, вам придется сильно экономить, пока он не найдет издателя. А малыш, дорогая, — когда появится? Если скоро собираешься домой, я могла бы дать тебе кучу старых детских вещей.
— Ты всегда так мила, Грейс. Но у нас пока нет никаких особых планов — даже насчет малыша. Лучше ты расскажи, какие планы у вас.
Уж эта миссис Фалмер, не нашла получше о чем спросить: Сюзи поняла, что пока бóльшая часть ее европейского опыта заключалась в разговорах о будущем.
— Видишь ли, Нат целыми днями занят осмотром достопримечательностей, посещением галерей и встречами с важными людьми, и у него совершенно нет времени общаться с нами; а поскольку открыто так мало театров и устраивается так мало концертов, я пользуюсь возможностью заняться поднакопившейся штопкой. Джуни мне теперь в этом помогает — она у нас старшая, ты помнишь? С тех пор как ты видела ее в последний раз, она здорово выросла. А там мы, возможно, отправимся путешествовать. А самое замечательное — я имею в виду, после успеха Ната — это что не нужно ничего изобретать, на всем экономить и постоянно в чем-то отказывать себе. Только подумай — у Ната есть особая договоренность здесь, в пансионе, так что все дети получают двойную порцию всякого блюда. И когда я ложусь спать, я могу думать о своей музыке, а не лежать без сна, подсчитывая гроши и гадая, дотянем ли мы до конца месяца. О, Сюзи, это такое счастье!
У Сюзи сжалось сердце. Она пришла к подруге, чтобы еще поучиться у нее равнодушию к материальным благам, а вместо этого услышала из уст самой Грейс Фалмер давно подавляемое признание в тирании этих благ. В конце концов, в той битве с бедностью на склоне нью-гэмпширского холма Грейс и Нат было не так легко и весело, как они изображали. И все же… все же…
Сюзи резко встала и поправила дорогую шляпку, которую Грейс легкомысленно сдвинула на левое ухо.
— Что с ней не так? Джуни помогла мне ее выбрать, а она понимает в шляпках! — возопила миссис Фалмер, беспомощно всплеснув руками.
— Ты неправильно ее носишь, дорогуша, — и бант слишком высоко. Дай-ка мне ее на минутку, пожалуйста. — Сюзи сняла шляпку с головы подруги и принялась поправлять отделку. — Вот как сделали бы Мария Гай или Сюзанна… А теперь продолжай рассказывать о Нате…
Она задумчиво слушала излияния Грейс, рассказывавшей о триумфе мужа, о заметках в газетах, о спросе на его работы, о сражениях аристократок за приоритет в открытии его гения и увеличении заказов в результате их соперничества.
— Они были просто в бешенстве, особенно миссис Мелроуз и миссис Джиллоу, потому что каждая утверждала, будто первой заметила его «Метель весной», а на самом деле это была ни та ни другая, а всего-навсего бедный Билл Хазлет, художественный критик, наш давний знакомый, который случайно увидел картину и помчался рассказывать дилеру, который как раз искал, кого бы продвинуть из новых художников. — Грейс неожиданно подняла на Сюзи ласковые близорукие глаза. — Но знаешь, забавно… кажется, Нат начинает забывать об этом и верить, будто это миссис Мелроуз внезапно остановилась перед его картиной в день открытия и воскликнула: «Гениально!» Забавно, что он так серьезно относится к этому, когда я всегда знала, что он талантлив, — и он тоже это знал. Но они все так добры к нему; а миссис Мелроуз особенно. И наверно, очень приятно слышать, когда это говорит кто-то другой.
Сюзи задумчиво посмотрела на нее:
— А что ты будешь чувствовать, если Нату слишком понравится слушать, как миссис Мелроуз это говорит? Слишком — и больше не заботясь, что ты чувствуешь или думаешь по этому поводу?
Изнуренное лицо Грейс вспыхнуло, затем побледнело, и Сюзи почти пожалела о своем вопросе. Но миссис Фалмер ответила спокойно и с достоинством:
— Ты еще недостаточно долго замужем, дорогая, чтобы понимать, как такие люди, как Нат и я, относятся к подобным вещам… или какими пустыми они кажутся на весах воспоминаний.
Сюзи снова встала и обняла подругу.
— Ох, Грейс, — засмеялась она сквозь слезы, — как ты можешь быть такой мудрой и тем не менее не в состоянии купить приличную шляпку?
Она еще раз быстро обняла миссис Фалмер и торопливо направилась к выходу. Она в конце концов усвоила урок; но это был не совсем тот урок, за которым она приходила.
Неделя, которую она дала себе, миновала, а от Ника по-прежнему не было ни слова. Она позволила себе подождать еще день, но и он прошел без письма. Тогда она решилась на шаг, который гордость до сих пор не позволяла ей сделать: позвонила в банк и спросила адрес Ника. Она позвонила, смущаясь и колеблясь, но ей ответили, справясь в отделе почты, что мистер Николас Лэнсинг не оставлял им никакого адреса, кроме адреса палаццо Вандерлинов три месяца назад. В тот же день она возвратилась в Версаль с твердым намерением написать Стреффорду, если утренняя почта не принесет письма от Ника.
Утром она не получила известия от Ника, вместо этого ей принесли торопливую записку от миссис Мелроуз: не зайдет ли Сюзи как можно скорей к ней в комнату поговорить. Сюзи вскочила с постели, наскоро ополоснулась и постучалась к хозяйке. Миссис Мелроуз лежала на огромной низкой кровати, обращенной на густую тень парка, курила сигареты и просматривала почту. С неопределенной улыбкой она взглянула на Сюзи и спросила полусонно: