Сценарий на коленях поднимается, как знамя над Рейхстагом.
– Доброе утро, дружок! – Майкл кладет сценарий на столик, с трудом встает и идет в дом проведать Кейти.
Пижамные штаны ощутимо жмут. Майкл проходит мимо бассейна, мимо огромных, в человеческий рост, шахмат, мимо прудика с японскими карпами, мимо спортивного коврика и большого мяча, на которых Кейти делает гимнастику, мимо литого чугунного кофейного столика тосканской работы. Сквозь окно кухни Дин видит жену номер четыре в узких спортивных брюках и облегающей майке. Майке есть что облегать. Недавно он сделал вложение в женину красоту, и гелевые импланты последней модели пришли на смену дряблому силикону (преимущества: минимализируются капсулярные контрактуры и шрамы почти незаметны, импланты вживляются в ретромаммарных впадинах между грудями и мышцами верхнего плечевого пояса).
Жарко.
Кейти всегда его ругает за то, что он шаркает; он, дескать, из-за этого кажется столетним стариком. Майкл спохватывается и легко впархивает на кухню. Кейти стоит к нему спиной.
– Простите, мисс, – Майкл встает так, чтобы она заметила вздыбленные штаны, – вы деревянный хот-дог не заказывали?
Но в ушах у Кейти опять эти ужасные затычки – наушники, а потому она его не слышит и не видит. А может, просто притворяется. Года два назад, когда дела шли совсем плохо, ему казалось, будто она поглядывает на него снисходительно и разговаривает с ним терпеливо, как сиделка с больным. Кейти преодолела важный рубеж, ей исполнилось тридцать шесть, Майклу – семьдесят два, и теперь она всего лишь вдвое его моложе. Майкл вообще с недавних пор увлекся женщинами за тридцать. Все-таки как-то неудобно уже двадцатилетних обхаживать. А вот за тридцатилетними ничего, можно, никто и слова не скажет, будь тебе хоть сто лет от роду. К несчастью, Кейти еще и выше его на десять сантиметров, и вот с этой разницей уже ничего не поделаешь. Иногда Майкл без всякого удовольствия представляет себе, как они выглядят в постели: похотливый гном скачет по холмам и долинам великанского тела.
Он обходит барную стойку – вдруг она все-таки заметит бугор на его штанах. Кейти поднимает голову, потом опускает взгляд и снова смотрит ему в лицо. Вынимает из ушей затычки.
– Привет, зайчик. Ты чего?
Майкл открывает рот, чтобы ответить банальностью, но тут на барной стойке принимается вибрировать мобильник. Кейти толкает телефон в направлении супруга. Если бы не поддержка современной химии, Майкл мог бы существенно пострадать от такого явного отсутствия интереса.
Звонит Клэр. Странно. Без четверти пять вечера, сегодня Большая пятница. Чего ей надо? Ассистентка у него просто ужас какая умная и вдобавок (тьфу-тьфу-тьфу), похоже, удачливая. Вот только у нее вечно все сложно. Переживает по любому поводу, постоянно сравнивает жизнь и свои ожидания от нее, сомневается, достигла ли она чего-нибудь, делает ли она важное и полезное дело. Майкл даже начал подозревать, что Клэр ищет другую работу, у него на такие вещи нюх. Наверное, поэтому он поднимает палец, чтобы Кейти не мешала, и отвечает на звонок.
– Что случилось, Клэр?
Она мекает, бекает и запинается. И это Клэр, вечно сердитая и требовательная, притворно циничная, как будто она все в жизни повидала и от всего устала. Насчет цинизма он ее всегда предупреждал: таким дешевым спектаклем никого не убедишь, это как костюм за восемьдесят долларов. Рецензент она отличный, а вот хладнокровия, так необходимого продюсеру, ей явно не хватает. «Ну не знаю, мне не нравится», – говорит она, хотя какое в их профессии может быть нравится – не нравится? Партнер Дина, Дэнни, в шутку называет Клэр канарейкой (такой, которую в угольной шахте сажают, чтобы предупреждала об опасности) и предлагает всем ее советам следовать, только наоборот. Если ей что-то нравится, – не берем. Вот, к примеру, Клэр хорошо понимала, что «Давай знакомиться» выстрелит. И при этом умоляла Дина не выпускать шоу на экраны. Типа, не хочет же он, чтобы его запомнили по этому убожищу, когда он столько замечательных фильмов спродюсировал? А он ей тогда ответил: главное, чтобы запомнили, как он делал деньги.
Клэр в трубке продолжает мямлить, извиняться и бормотать. Чего-то такое рассказывает про Большую пятницу, про какого-то итальянца и еще про парня, который с итальянского переводит.
– Клэр! – пытается прервать ее Майкл. Но девушка не останавливается, даже чтобы вдохнуть. – Клэр! – Нет, она его не слышит.
– Этот итальянец ищет одну старую актрису. Кажется, – тут она произносит имя, и у Майкла перехватывает дыхание, – Ди… Морей.
Ноги под ним подгибаются, телефон выпадает из рук, Майкл ищет и не находит опору. Если бы не Кейти, он так бы и осел на пол. Или головой о стойку ударился. Или налетел на собственную эрекцию.
– Майкл, ты что? – спрашивает Кейти. – У тебя опять инсульт?
Ди Морей.
Вот они какие, привидения. Он-то думал, они такие белые и полупрозрачные, а это просто имена, произнесенные в телефонной трубке.
Он машет на жену рукой:
– Отстань, Кейти, нет у меня инсульта!
Редко бывает, чтобы прошлое догнало и накрыло. Так нет же, повезло. И вот сидит он теперь на полу, на своей кухне в огромном доме в Голливуде, из пижамы член торчит, а в руках бормочет телефонная трубка.
– Никуда не уходите, – говорит в нее Майкл, – я уже еду.
Майкл Дин производит впечатление человека, слепленного из воска или преждевременно забальзамированного. Сейчас уже трудно подсчитать, сколько масок для лица, косметических процедур, грязевых ванн, подтяжек, коллагена, ботокса, инъекций стволовых клеток и операций по удалению бородавок понадобилось, чтобы у семидесятидвухлетнего старика было личико девятилетней филиппинки.
Понятно, что многие, увидев Майкла впервые, так и застывают с открытым ртом, не в силах оторвать взгляда от лоснящейся физиономии, мало чем напоминающей лицо живого человека. Некоторые даже отступают на шаг, чтобы получше рассмотреть это диво. Их оторопь Майкл принимает за восхищение, уважение, невозможность поверить, что можно так выглядеть в его возрасте. И поэтому со все большей яростью и упорством подвергает себя новым омолаживающим процедурам. Ладно бы он молодел с каждым годом – в Голливуде этим никого не удивишь. Нет, он словно шаг за шагом превращается в существо совершенно иного вида, и трансформация эта никаким разумным объяснениям не поддается. Представить себе, как же он выглядел в Италии пятьдесят лет назад, все равно что встать на Уолл-стрит и попробовать вообразить топографию острова Манхэттен до прихода голландцев.
Шейн Вилер смотрит на диковинное создание, шаркающее ему навстречу, и не может поверить, что оно и есть Майкл Дин.
– Так это…
– Да, – отвечает Клэр. – Постарайтесь не пялиться.
С таким же успехом можно постараться не вымокнуть под проливным дождем. Особенно смущает старческая походка в сочетании с детским лицом. Впрочем, и одет Дин тоже странно – в шелковые пижамные брюки и длинное шерстяное пальто, практически целиком закрывающее тело. Если бы Шейн не знал точно, что это один из самых известных продюсеров в Голливуде, он бы принял старика за сбежавшего пациента психушки.