Заходящее солнце начало подшучивать над зрением. Бирюзовый океан с серовато-зелеными рифами и верхушками коралловых зарослей теперь расстилался непроглядным темно-синим ковром. Знаменитые розовые пески Харбор-Айленда, оранжево-лососевые, постепенно темнели, окрашиваясь винным румянцем перезрелого персика. Здешний песок — нечто уникальное: он мельче сахара и такого цвета, какого я больше нигде не встречал. Миллионы лет трудились силы природы, смешивая крохи отмерших кораллов и крупинки известнякового шельфа, на котором покоится архипелаг. Атлантические течения, ураганы, кипящая пена прибоя на свой лад перекраивали эти берега. Кое-кто сравнивает здешние пески с тальком, и надо сказать, это не сильное преувеличение. Я нагнулся, взял пригоршню песка, и он жидким шелком потек сквозь пальцы.
На темнеющих волнах белесо-серой точкой качалась чайка. Я пригляделся. Ан нет, это человек! Седовласый старик. Его занесло во впадину между двумя песчаными отмелями ярдах в пятидесяти от берега. Бедолага стоял по шею в воде и даже не думал бороться за жизнь. Море было неспокойно, и хотя волна шла невысокая, по воде бежала довольно сильная рябь. С каждым накатом бедняга уходил под воду. Волна отхлынет — он снова покажется над поверхностью, жадно хватая ртом воздух.
Я огляделся — никого, если не считать съемочной группы на берегу. Но журналисты были слишком далеко. Старика относило все дальше от берега, и переводить дыхание ему удавалось все реже.
Стянув с себя рубашку, я скинул сандалии и стремительным галопом помчался по воде. Бросился в волны, поднырнул под прибойную волну и, всплыв на поверхность, погреб энергичным кролем, не спуская с утопающего глаз. С пару дюжин взмахов руками, и я с ним почти поравнялся. Старик дико озирался по сторонам, словно не замечая меня. На лице застыла гримаса ужаса и боли. В руке он держал что-то вроде тяжелой трости с массивным медным набалдашником.
Я лег на волну и, когда терпящий бедствие показался на поверхности, приблизился к нему вплотную.
— Живы? — крикнул я.
Старик обернулся на голос, едва не задев меня тростью. Я нырнул под воду, обхватил его за колени, перевернул и вытолкнул на поверхность, придерживая правой рукой под челюсть и подставив под спину бедро. Надо сказать, человек этот был легче птичьего пера, кожа да кости.
— Не волнуйтесь, — сказал я ему. — Выплывем. Все образуется.
Тот не сопротивлялся. Он кашлял и отплевывался, а я греб одной левой, с неумолимой решительностью приближаясь к берегу. Волна вздыбилась и опала, я ткнулся в песчаное дно. Встал на ноги, вышел на берег и уложил старика на песок. Спасенный с трудом сел.
— Оставьте меня, — в негодовании сказал он тоном самого настоящего английского лорда. — Я в полном порядке.
Ну, с этим я бы поспорил. Человек был на грани истощения, на лице застыло изможденное бессмысленное выражение африканского беженца. Дышал он с присвистом, разинув рот, острые скулы выдавались на лоне запавших щек. У него были темные круги под глазами, растрепанные волосы отливали желтизной слоновой кости и старых фортепьянных клавиш. Джентльмен был облачен в белый льняной костюм и такого же цвета рубашку. На ногах крепко держались сандалии верблюжье-белого цвета а-ля Джей Гетсби. Если бы он не вымок до ниточки, его запросто можно было принять за труп, который вдоволь повеселился на вечеринке для себе подобных. Уж что-что, а этот пожилой человек был далеко не «в полном порядке». Как же он теперь не походил на того милого обаятельного джентльмена, которому меня представляла Барбара три года назад.
— Лорд Дауни, вы меня узнаете? — спросил я старика.
Тот обратил на меня взор, силясь понять, кто же я такой и где он меня мог видеть, и оставил безуспешные попытки.
— Я Зак Частин. Помните, несколько лет назад мы заходили к вам с Барбарой Пикеринг?
— Пикеринг?
— Да. Барбара Пикеринг — дочь Каролины Пикеринг.
— Ах, Каролина Пикеринг. — У старика разгорелись глаза, он буквально ожил. — Когда-то я лазил к ней под юбку.
Я не нашелся с ответом и потому протянул:
— М-м.
— Была очень недурна, — добавил лорд. — Ах как недурна!
— М-м. — Если уж выбрал удачную тактику, так лучше ее придерживаться, я так считаю. Обязательно поведаю Барбаре, какое неизгладимое впечатление произвела ее покойная матушка. Пусть порадуется.
Тут старик переменился в лице и пронзительно воскликнул:
— А Бирма, Бирма где?!
— Не понял?..
— Где моя Бирма?
Бедняга попытался встать, упал, я опустился возле него на колени и увидел, что у старика закатились глаза. Спасенный отключился, но дышал ровно. Я поднял его трость, взвалил лорда на плечи и потопал к дюнам.
Благо я прекрасно помнил, где он живет — от «Альбери-Холла» рукой подать, как раз в том направлении, откуда я пришел.
Надо думать, формально дом лорда Дауни представлял собой единый комплекс. Он занимал несколько акров площади, с трех сторон огороженной высокой стеной; четвертая сторона выходила на океан. Здешнее сооружение ничем не напоминало жилище английского лорда. Территория была поделена на части, застроенные несколькими корпусами. Каждый корпус представлял собой долговязый дом на сваях, выкрашенный в какой-нибудь яркий цвет: голубой, зеленый или розовый. В центре располагался главный особняк: черная приземистая «жаба» из стекла с длинной и тонкой башенкой на макушке, явно навеянной башней Спейс-Нидл в Сиэтле. От главного корпуса радиально разбегались огороженные сеткой дорожки, ведущие к другим постройкам. Надо сказать, усадьба, над которой покорпел какой-то знаменитый архитектор-датчанин, производила странное впечатление, этакий плод больного воображения. Барбара рассказывала, что проект получил все мыслимые и немыслимые премии. В главном корпусе на видном месте в рамочке висела вырезка из журнала «Аркитек дайджест», в которой всячески расхваливалось данное творение. Как сейчас помню: «органически вписывается в окружающий ландшафт». Лично я не заметил здесь ничего, что бы «органически вписывалось в ландшафт»; легче было представить, что на дюны рухнул космический корабль из конструктора «Лего». Когда мы добрались до дома, уже смеркалось.
— Эй! — крикнул я что было мочи. — Есть кто дома?
Лорд Дауни временами приходил в себя и снова проваливался в небытие, безвольно поникнув у меня на плече. Ближайшая постройка стояла на высокой дюне, довольно крутой и сыпкой. Я не заметил здесь ступенек, которые бы «органически вписывались в ландшафт», так что путь наверх оказался неблизким: я то и дело оскальзывался и скатывался назад. Но вот мы у вершины, увенчанной каменной площадкой. Пока я переводил дух, из-за живой изгороди вышла молодая женщина немногим за тридцать — стройная яркая метиска в белой блузе без рукавов и шуршащей юбке в цветочек. Она опустилась рядом со мной на колени и нежно взяла в ладони голову лорда Дауни. Тот не шелохнулся. Незнакомка посмотрела на меня. Гладко зачесанные назад волосы были собраны на затылке в тугой пучок, большие миндалевидные глаза излучали теплоту.