Мы уже почти все купили и собирались домой, когда появилась она. Я первым ее увидел.
— Пэт, — сказала она и умолкла с открытым ртом. Не знала, что дальше говорить.
Я потянул маму за руку.
— А, — кивнула мама, — доброе утро, Бренда. Давно не виделись.
Лицо Бренды было сплошь в веснушках. Футболка на ней висела мешком, в руках она держала пакет с зеленью. Бренда выглядела точь-в-точь как женщина, которая шлет на Рождество дурацкие серебряные шарики.
— Пэт, это действительно ты? — промямлила Бренда.
Не тетка, а пудинг какой-то. Подбородка совсем нет, один жир, который дрожал и перетекал в толстую шею.
— Действительно, — сказала мама.
«Ну пойдем же, пойдем!» — думал я. Куда там!
Мы были заперты в узком проходе: с одной стороны — «Элефант Антик» с его старой мебелью, которую выставили прямо на тротуар, с другой — фруктовый лоток, а впереди преградила путь Бренда Бизли со старушечьей тележкой для покупок и еще чем-то за спиной. Наверное, собаку прятала.
— Я… я… — продолжала мямлить Бренда.
Люди шли, сталкивались, ругались, обходили нас позади фруктового лотка. Внезапно набежали облака, повеяло холодом. Собирался дождь.
— Я… я… То есть мы… Моя половина тоже, конечно…
Я оглянулся — проверить, нельзя ли удрать тем же путем, откуда мы пришли, но людской поток позади нас было не обойти, а эта чертова Бренда своей тушей перегородила весь проход. Только тогда я увидел, что́ она прячет за спиной. Мальчика. Сына. Она почти притиснула его к шкафу, который, как утверждал хозяин мебельного салона, был привезен из Древнего Китая или еще откуда-нибудь. А отец Кэла говорил, что весь этот антиквариат делается в гараже, где здоровенные мужики колошматят мебель, чтобы придавать ей старинный вид.
Бренда прятала сына. Ровесника Дэна. Он был немного похож на Дэниэла, но жирноват. Я взглянул на маму. Она его тоже заметила. Я смотрел на маму и думал про нож.
— Все мы, — тараторила Бренда, — очень-очень…
Мальчишка высунул веснушчатую рожу из-за шифоньера.
«Сзади! — хотел крикнуть я, как мы всегда делали на школьных спектаклях, где мистер Болтай изображал Золушку. — Сзади!»
— Мы понимаем тебя как никто… — бубнила она, вроде, кроме нее, никто ничего не ощущал. В следующую секунду сама она ощутила кое-что другое. Конопатый сынок дернул ее за футболку. Она охнула и закрыла его пакетом, ткнув пучки зелени прямо ему в нос.
Мама открыла сумку, растянула губы в улыбке. Мальчишка снова высунулся. Бренда окаменела. Мама достала из сумки нож и…
— Ну все, хватит с меня! Довольно! Натерпелась! — Мама отвела руку назад и вонзила нож… вонзила нож…
Этого не произошло.
— Очень мило с твоей стороны, — сказала мама и улыбнулась своей прежней улыбкой, которая означала: «Простите, но мне пора». С такой улыбкой она смотрела лишь на чужих людей и никогда на нас с Дэном.
— Ну что ты, — сказала Бренда. — Чем я, чем мы… быть может, мы сумеем…
— Ничего не надо, спасибо, — сказала мама.
Она протянула мне руку, и я ухватился за нее. Все равно ребята не увидят. Мы пошли вперед. Бренда попятилась за шкаф вместе со своим сыном. Когда мы проходили мимо, мама вытащила руку из моей ладони и положила мне на плечо. И сказала, словно представляя всемирно известного тяжеловеса:
— Да, кстати, Бренда, познакомься, это Гарри, мой старший сын.
Небо было серым и мрачным. Стало холодно, полил дождь. Прыщавый, в окровавленном фартуке продавец разделывал для нас цыплят. Я посмотрел на маму и заметил, как она сникла. Встреча с Брендой и особенно с ее сыном ей дорого стоила. Я сжал ее руку, она пожала мою в ответ.
— А он совсем большой, да? — сказал я.
— Да, милый, — ответила мама. — Дети растут быстро, незаметно. Ты и глазом моргнуть не успеешь, а они уже взрослые.
Когда Свинка кричал, казалось, визжит поросенок, поэтому, услышав у школьных ворот поросячий визг, я сразу понял: Свинка в беде.
Я обежал школьный забор и рванул через дорогу к площадке у пивного бара. Нам не разрешали там играть: в разрушенном подвале неподалеку от бара вечно валялись кучи использованных презервативов, шприцев и прочей дряни.
Я подлетел к Терри, Питу и другим ребятам, которые собрались у стены подвала и смотрели вниз.
Бум! Бум! Бум!
Что? Как Свинка вляпался в такое?
Свинка обмяк под градом ударов, словно старая боксерская груша.
Бум. Бум.
Для него оседлать противника и мутузить, пока тот не расхохочется: «Сдаюсь!» — это и есть настоящая драка.
Бум, бум.
Это нечестно.
Терри кричит:
— Дерись, Свинка, дерись, будь мужчиной.
Как будто Свинке дали хоть один шанс.
Это неправильно.
Здоровенный пижон в дурацких желтых штанах осыпает его градом мощных ударов. Никакой не педик Бугай. Какие тяжелые у него удары. Еще бы, такие ботинки.
Бум! Бум.
Пижон в желтых штанах делает ложный выпад. Свинка сжимается в комок, дрожит, визжит.
— Покажи ему, Свинка, будь мужчиной! — кричит Терри.
У Питера на лбу выступают капельки пота. Он сжимает зубы, хватает Терри за руку:
— Останови их, Терри, он его покалечит.
— Шутишь?
На брюках Свинки появляется темное пятно.
— Что случилось, Свинка? — ухмыляется Пижон. — Не успел в сортир?
Нет. Нет. Нет.
Сам не зная как, я скатываюсь вниз по ступенькам и набрасываюсь на Пижона. Свинка, пошатываясь, тащится к лестнице. Через секунду Пижон приходит в себя.
— Ты тоже хочешь?! — рычит он.
И трясет передо мной кулаками. Огромными кусками гранита, которые разбили Свинке лицо.
Нет, я не хочу. Я только хотел помочь другу.
— Убей его, Пиклз! — кричит Терри. — Убей его!
— Дыши, — советует Биффо, — дыши и танцуй по площадке, заставь его двигаться.
Я дышу и танцую. Пижон скачет вслед за мной.
— Будь начеку, — предупреждает Биффо.
Мы ходим и ходим по кругу, уже, наверное, в сотый раз. Я еще не ударил его, а кажется, что мы деремся целую вечность.
Я разворачиваю плечо, отвожу кулак назад. Ой, да я же без перчаток, больно будет.
Я наношу удар.
Черт… Перчаток-то на мне нет.
Еще удар.