– Один из водителей первым почувствовал запах, но не смог обнаружить источник. Кто-то открыл кран на вспомогательной трубе возле служебного выхода.
Джо шаркает ногой по полу, словно пытается выровнять его. Я вижу, как работает его мысль; анализируя факты, он пытается восстановить происшедшее.
Он размышляет, теперь уже вслух:
– Он знал план больницы, но не знал, в какой вы палате. После того, как он вывел всех, не у кого было спрашивать.
Джо поворачивается и идет по коридору. Я пытаюсь догнать его и не потерять равновесия. Он останавливается у камеры слежения и протягивает к ней руку, сжимая воображаемый баллончик с краской.
– Рост, видимо, шесть футов два дюйма.
– Ага.
Он идет к комнате медсестер, окидывает быстрым взглядом стойку и маленькую кухню.
– Где вы нашли Мэгги?
– На полу.
Джо опускается на колени, потом ложится головой к раковине.
– Нет, она лежала вот так, ее голова была почти под столом.
Вскочив на ноги, он поворачивается лицом к шкафчикам с картотекой, полуприкрыв глаза.
– Он просматривал картотеку, чтобы узнать, в какой вы палате.
– Откуда вы знаете?
Джо наклоняется вперед, я смотрю туда, куда указывает его палец. На стойке видны два черных пятна, оставленные сапогами пожарника.
– Мэгги вошла из коридора. Она возвращалась за вами. Он услышал ее шаги, отошел и спрятался.
Я представляю себе, как Мэгги бежит по коридору, ругая себя за то, что замешкалась.
– Проходя мимо двери, она повернула голову. Он ударил ее локтем по переносице. – Джо опускается на пол и укладывается так, как лежала Мэгги. – Потом этот человек пошел в вашу палату, но вас там уже не было.
Все это звучит вполне разумно.
– Но кое-что мне непонятно. Он мог убить меня сразу же, прямо в коридоре, но он раздобыл коляску и пытался спихнуть меня в шахту лифта.
Все еще лежа на полу, Джо показывает на камеру наблюдения.
– Эту он не затемнил.
– Какая разница, он же был в маске.
– Психологически разница большая. Он не хотел сниматься в кино, даже спрятав лицо. Этот эпизод был бы уликой.
– Поэтому он убрал меня из виду.
– Да.
Теперь Джо размышляет вслух, забыв даже о своем треморе. Я иду за ним по коридору к лестнице. Внезапно он останавливается, удивленный какой-то мыслью.
– Утечка газа входила в оба плана.
– Оба?
– Внешний и внутренний.
Я не понимаю. Джо, кажется, позабыл, что я все еще рядом. Он поднимается на два пролета к тяжелой двери пожарного выхода. Открыв ее, мы выходим на крышу больницы – голый бетонированный прямоугольник. Порыв ветра едва не сбивает меня с ног, и Джо хватает меня за плечо, чтобы удержать. Над головой нависает серобрюхое небо.
У нас под ногами мотки проводов и жерла кондиционеров. Низкая кирпичная стена, облицованная белым камнем, поднимается на границе здания. По ней бежит проволочная изгородь, увенчанная колючей проволокой.
Джо медленно двигается по периметру, периодически поглядывая на соседние дома, словно настраивая внутренний компас. Дойдя до северо-восточного угла, он приближается к забору.
– Видите парк вон там – тот, где фонтан? – Я слежу за его взглядом. – Это место сбора во время эвакуации. Все, покинувшие больницу, встречаются там. Вы должны были быть среди них. Как они могли догадаться, что вы остались в здании?
Теперь я наконец его понял.
– Возможно, он должен был спрятаться в палате и убить меня, когда я вернусь.
– Или же они собирались убить вас снаружи.
Джо опускается на колени и изучает тонкий слой сажи на белом камне. Эта черная пленка покрывает в Лондоне все от дождя до дождя. На поверхности видны три кружочка диаметром с пенс. Джо переводит взгляд на пол, где у стены видны два пятна побольше.
Кто-то встал здесь на колени и установил штатив – одинокий снайпер, палец на курке, ресницы задевают прицел, глаза изучают парк. У меня по спине бегут мурашки.
Через пятнадцать минут крыша огорожена, полицейские работают там в поисках улик. Кэмпбелл переживает из-за того, что ему утер нос клинический психолог.
Джо отводит меня вниз в столовую – одно из типичных стерильных помещений с паркетным полом и металлическими столами. Седрик – парень на раздаче, ямаец с невообразимо тугими кудрями – смеется так, словно кто-то колет орехи кирпичом.
Он приносит нам кофе, вытаскивает из кармана передника полбутылки скотча и наливает мне. Джо, похоже, не замечает. Он слишком занят попытками восстановить недостающие фрагменты.
– Снайперы проявляют очень небольшой интерес к своим жертвам. Для них это как компьютерная игра.
– Значит, возможно, он молод?
– И одинок.
Если честно, профессора больше интересует вопрос «почему», чем «кто», ему нужно объяснение, тогда как мне нужно лицо, которое бы заполнило пустую рамку. Мне нужен кто-то, кого следует поймать и наказать.
– Сегодня утром ко мне приходил Алексей Кузнец. Полагаю, теперь я знаю, почему оказался на реке. Я следил за передачей выкупа.
Джо и глазом не моргнул.
– Он не сообщил мне подробностей, но думаю, у меня были доказательства, что Микки жива. Иначе я бы ничего не предпринял.
– Или вы просто хотели верить, что она жива.
Понятно, о чем он. Он считает, что я веду себя неразумно.
– Хорошо, давайте ответим на несколько вопросов, – говорит он. – Если Микки жива, где она была эти три года?
– Не знаю.
– И зачем кому-то ждать три года, чтобы потребовать выкуп?
– Возможно, ее похитили не для выкупа, по крайней мере вначале.
– Так. Если не для выкупа, то для чего?
Неприятное положение. Я не знаю.
– Возможно, они хотели наказать Алексея.
Звучит неубедительно.
– Мне это кажется больше похожим на фальшивку. Кто-то, кто был близок к семье или к первому расследованию, знал достаточно, чтобы убедить отчаявшихся людей в том, что Микки жива.
– А как же стрельба?
– Они поссорились, или же кто-то отказался делиться.
Это гораздо разумнее моей теории. Джо вытаскивает блокнот и начинает рисовать черточки, как в игре в «виселицу» [29] .