– Еще как недостает: никто не достает.
Она не улыбается моей шутке. Наливает новую чашку чаю и садится напротив меня.
– Почему вам не повезло в браке?
Али в ужасе смотрит на нее:
– Мама, о таком не спрашивают!
– Все в порядке, – говорю я. – Только я не знаю, что ответить.
– Почему? Моя дочь говорит, что вы очень умны.
– Только не в сердечных делах.
– Любить жену совсем не трудно.
– Я любил одну, просто не смог ее удержать.
Не поняв даже, как это произошло, я рассказываю ей, что моя первая жена, Лора, умерла от рака в тридцать восемь лет, что моя вторая жена, Джесси, бросила меня, как только поняла, что брак – это не только на выходные, но на всю жизнь. Теперь она в Аргентине, снимает документальный фильм об игроках в поло и, вполне вероятно, спит с одним из них. А моя нынешняя жена, Миранда, собрала свои вещи, потому что я проводил больше времени на работе, чем дома. Мой рассказ похож на мыльную оперу.
Мы с Лорой должны были встретиться и полюбить друг друга в детстве, тогда я прожил бы с ней больше тех пятнадцати лет, что подарила нам судьба. Мы заслуживали большего. Она заслуживала большего.
Одна тема цепляется за другую, и вскоре я уже рассказываю о близнецах: что Клэр танцует в Нью-Йорке и что каждый раз, когда я вижу ее деформированные пальцы, мне хочется арестовать весь нью-йоркский балет; что, по последней имеющейся у меня информации, Майкл работает на чартерных яхтах в Карибском море.
Миссис Барба улавливает меланхолическую нотку в моем голосе.
– Вы их нечасто видите.
– Да, нечасто.
Она качает головой, и я жду лекции о родительской ответственности. Но она только наливает еще одну чашку и принимается рассказывать о своих детях и о своей вере. Она не видит различий между расами, полами и религиями. Люди везде одинаковы, за исключением некоторых стран, где к жизни относятся не так серьезно и где оправдывают ненависть. Когда мы уходим, Али снова извиняется за свою мать.
– Почему? Она очень мила.
– Она сводит меня с ума.
– Хочешь, поменяемся?
Сегодня у нас другой транспорт. Али взяла машину в гараже своих братьев. Я знаю, что это входит в ее подготовку: никогда не использовать одно и то же транспортное средство и не ездить по одному маршруту два дня подряд. Подобным вещам людей обучают годами. Интересно, что с этими людьми случается потом? Они начинают бояться окружающего мира, как Микки Карлайл?
Пока мы маневрируем между машинами, двигаясь на север по Эджвер-роуд, я пребываю в предвкушении разгадки. Сегодня моим сомнениям придет конец. Как только я найду Рэйчел, она расскажет мне, что произошло. Пусть я не вспомню, но, по крайней мере, буду знать.
Мы переезжаем через железнодорожный мост и поворачиваем направо, в промышленный район, полный автомобильных мастерских, бульдозеров, уличных рисовальщиков и инженерных контор. Голуби суетятся на помойках за кафе.
– Вот здесь нашли Рэйчел. Она сидела на пассажирском сиденье угнанной машины, – говорит Али, изучая карту, разложенную у нее на коленях. – Об угоне машины сообщили накануне вечером, она пропала из многоэтажного гаража в Сохо.
Небо очистилось, и солнце светит ярко, отражаясь в лужах. Выбравшись из машины, я иду к промышленному морозильнику, осторожно ступая по неровной земле. Ближайший завод или склад находится в пятидесяти ярдах. В Лондоне полно таких мест. Люди думают, что здесь живут очень тесно, используя каждый свободный квадратный фут, но здесь тысячи пустых складов, нежилых кварталов и пустырей.
Я не знаю, что надеюсь найти. Ответы. Свидетелей. Что-нибудь знакомое. Каждый человек оставляет след. Забавно – я не могу смотреть на пустующую землю, не прикидывая при этом, что на ней можно вырастить.
Я нахожусь посреди огромного города и думаю о ячмене и рапсе.
– Почему я ничего здесь не помню?
– Может, вы здесь никогда не были, – говорит Али. – Рэйчел бросила свою машину в трех милях отсюда.
– Но я пошел бы за ней.
– Как?
– Не знаю.
Отыскав самую ровную дорожку среди сорняков и мусора, мы доходим по ней до забора. За ним железнодорожное полотно линии метро Бейкерлоо. Земля дрожит, когда мимо проносится поезд.
Повернув у забора влево, мы доходим до пешеходного моста над рельсами. На севере смутно виднеются платформы станции Килберн. Вдоль колеи растут сорняки, между шпалами лежит мусор.
Хорошее место для передачи выкупа. Тихое. Ночью заводы и склады пустуют. Неподалеку трассы, уходящие на север и на юг. С запада на восток протянулась железная дорога. Десять минут в любом направлении – и окажешься за мили отсюда.
– Нужно, чтобы ты просмотрела учетные журналы в местном участке, – говорю я Али. – Я хочу знать обо всем, что случилось в ту ночь в радиусе четырех миль: о грабежах, нападениях, неправильных парковках, разбитых фонарях – обо всем, что сможешь найти.
– А что вы ищете?
– Когда найду, обязательно скажу тебе.
Больница Ройал-Фри в Хэмпстеде находится менее чем в полумиле от того места, где нашли машину Рэйчел, и в трех милях от места, где нашли ее саму. Али ждет на улице, а я захожу внутрь.
Дежурит женщина лет пятидесяти, с аккуратно заколотыми рыжеватыми волосами. Возможно, она медсестра, но без униформы трудно понять.
– Я инспектор Руиз. Мне нужна информация о женщине, которая лечилась у вас около недели назад. – Я замечаю карточку у нее на кофте и добавляю: – Огромное спасибо, Джоанна.
Она выпрямляется и поправляет волосы.
– Ее зовут Рэйчел Карлайл. Ее привезли полицейские.
Джоанна опирается на локти и смотрит на меня.
– Может, стоит посмотреть в компьютере, – подсказываю я.
Внезапно покраснев, она поворачивается к клавиатуре.
– Полагаю, мисс Карлайл у нас больше не лечится.
– Почему ее сюда поместили?
– Боюсь, я не могу предоставить подобную информацию.
– Когда она выписалась?
– Сейчас скажу… Двадцать девятого сентября.
– Вы знаете, куда она отправилась?
– Ну, здесь есть адрес… Но я не уверена…
Я знаю, что она сейчас скажет. Она попросит официальное удостоверение или сопроводительное письмо. А у меня больше нет значка.
Тут я замечаю, что она смотрит на мои руки, точнее на мое цыганское кольцо. Оно достаточно массивное, белого золота и украшено бриллиантом цвета шампанского. Если верить Даж, оно принадлежало моему дедушке, хотя я не понимаю, откуда она это знает и как смогла сохранить его в лагере.