– Расскажи, как было дело, – попросила я Робертсона.
– Примерно в восемь пятьдесят вечера мистер Донован вошел в этот магазин, где купил последний номер журнала «Автогонки»…
При этих словах мистер Донован вынул из-под мышки и предъявил указанный журнал.
– Это их ежегодный выпуск с девчонками в трико. – Он раскрыл журнал на странице, где две хирургически усовершенствованные женщины в чем-то спортивно-облегающем, широко расставив ноги, сидели верхом на «корвете».
Я для видимости удостоила картинку заинтересованным взглядом, чтобы поддержать в парне желание сотрудничать. Гоночные автомобили интересовали меня не больше, чем облегающее исподнее.
– …где купил последний экземпляр журнала «Автогонки»! – повторил Робертсон, раздраженный тем, что его перебили, и устремляя на Донована выразительный взгляд. – Он также купил плитку шоколада «Маундз». [2] Примерно в восемь пятьдесят пять мистер Донован покинул торговое заведение и стал выбрасывать обертку от батончика в мусорный контейнер перед магазином. В контейнере оказалась жертва, лицом вниз, наполовину заваленная мусором.
Я посмотрела в окно витрины, ища глазами мусорный бак. Я увидела, что толпа увеличилась в размерах и дождь припустил сильнее, но бака нигде не было.
– Перед твоим приходом, Джек, его отправили в лабораторию, – услышала я еще один голос.
Я оглянулась на Бенедикта, который, оказывается, совершенно незаметно подкрался сзади.
– Нам не хотелось, чтобы вещдоки вымокли еще больше, – пояснил он. – Но у нас имеются фото и видеоснимки.
Фокус моего внимания опять переместился за окно – к месту происшествия. Там теперь стоял полицейский с видеокамерой и пеленговал лица в толпе. Бывает так, что психопат возвращается на место преступления, желая полюбопытствовать, что там происходит, и понаблюдать за действиями полиции. По крайней мере об этом я читала в бесчисленных романах Эда Макбейна. Я вновь перевела внимание на нашего свидетеля.
– Мистер Донован, как вы смогли заметить тело, если оно было завалено мусором?
– Я… э… в «Маундзах», там как раз проводится конкурс, на обертках. Я забыл посмотреть на свою обертку, проверить, нет ли выигрыша. Вот поэтому я и полез в мусор, чтобы ее отыскать.
– На баке была крышка?
– Да-а, такая крышка, которую надо толкать. На ней еще написано «Спасибо».
– Значит, вы толкнули крышку, сунули руку в образовавшуюся щель…
– Ага, но у меня ничего не получилось. Поэтому я снял ее совсем, и там, в ящике, оказалась часть тела.
– Какая часть?
– Э-э… ну, задница торчала кверху, – издал он нервный смешок.
– И что вы сделали затем?
– Я не сразу глазам поверил. Это было прямо что-то нереальное. Поэтому я вернулся в «Севен илевён» и сказал об этом продавцу. И тот уже позвонил в полицию.
– Мистер Донован, офицер Робертсон отвезет вас в участок, чтобы снять с вас письменные показания. Вы не хотите сначала позвонить родителям?
– Мой папаня по ночам работает.
– А мать?
Он покачал головой.
– Вы живете поблизости, в этом районе?
– Ага. На Монро, в нескольких кварталах.
– Офицер Робертсон отвезет вас домой, когда вы закончите.
– А как вы думаете: меня покажут в новостях?
Словно по команде, на стоянку резво въехал микроавтобус с телевидения – быстрее, чем позволяла эта паршивая погода. Задняя дверь открылась, и непременная женщина-репортер, мастерски накрашенная и несгибаемо решительная, повела свою команду к магазинчику. Бенедикт поспешил к ним, чтобы остановить процессию у полицейского барьера и не допустить на вожделенное место происшествия. Там он начал делать заявление для прессы по поводу случившегося.
За теленовостным фургоном на знакомом «плимуте» подтянулся патологоанатом. Двое полицейских помахали ему из-за ограждения, и я, кивнув на прощание Робертсону, тоже пошла встречать эксперта.
Пахнувший снаружи холод был как внезапный удар: мои икры тут же покрылись гусиной кожей. Когда я приблизилась, Максуэлл Хьюз как раз опускался на колени рядом с пластиковым полотнищем. Когда я поймала его взгляд, он был весь воплощенная деловитость. Капли дождя покрывали стекла его очков и стекали по седой эспаньолке. Мы обменялись приветствиями:
– Привет, Дэниелс!
– Привет, Хьюз. Что там у тебя?
– Я бы сказал, что смерть наступила от трех до пяти часов назад. Удушение. У нее сломано дыхательное горло.
– А ножевые раны?
– Нанесены уже после смерти. Нет порезов на руках и кистях рук, которые бы свидетельствовали о том, что жертва оборонялась, и недостаточная кровопотеря для того, чтобы считать, что удары нанесены при жизни. Видишь: один край раны неровный, а другой гладкий? – Рукой, затянутой в латексную перчатку, он раздвинул одну из ран. – У клинка зазубренный край. Возможно, охотничий нож.
– Изнасилована?
– Нет, насколько я могу судить. Нет следов семенной жидкости. Отсутствие видимых травм на вагине и анусе. Но это пока лишь предварительные данные. – Максу было приятно добавить это пояснение, хотя мне еще не приходилось наблюдать, чтобы результаты вскрытия не совпали бы до тонкостей с каким-либо его предварительным наблюдением.
– Рот?
– Видимых повреждений нет. Язык не поврежден, слегка высунут. Что не противоречит версии удушения. Следов от укусов нет. Кровь в рот натекла через горло уже после смерти. Это согласуется с приливом крови к лицу жертвы. Тело долго находилось в перевернутом положении.
– Да, ее нашли вниз головой в мусорном баке.
Рот Хьюза вытянулся в тонкую линию, потом эксперт потянулся в карман за чистым носовым платком, чтобы стереть влагу с очков. К тому времени, как он нацепил их обратно, они уже снова намокли.
– Похоже, вы имеете дело с настоящим маньяком.
– Макс, нам понадобится отчет, и как можно скорее.
Он открыл желтую пластиковую сумку со своим техническим снаряжением и начал обертывать кисти рук трупа пластиковым пакетом. Я оставила его наедине с его работой.
Копов, телевизионщиков и зевак прибавилось, и теперь балаганная атмосфера, сопутствующая сенсационному убийству, включилась в полную силу. Меня все это могло бы шокировать, не наблюдай я за свою жизнь подобные сцены уже слишком много раз.
Бенедикт закончил свое импровизированное выступление перед прессой и начал отбирать патрульных полицейских для поквартирного обхода и поиска свидетелей. Я подошла, чтобы присоединиться. Что ни говори, это поднимает моральный дух людей – видеть, как их лейтенант суетится, отаптывая тротуар вместе с ними. Особенно когда, как сейчас, это было скорее всего совершенно бесполезно.