– По-моему, очень неприятный тип, – заметил Дова, – хотя вообще-то известно, что он был археологом-любителем.
Меня заинтересовал этот факт, ибо он подтверждал предположение, что на борту «Антуанетты» могло быть что-нибудь ценное. Мы прошли через зал, где Дова указал на фрагменты эллинистической керамики и барельефы со сценами жертвоприношения. Рядом стояли классические статуи и бронзовые треножники, датируемые девятым веком до нашей эры. Там же находились витрины с изящно украшенными arybolloi и сосудами вроде тех, что я видел в коллекции отца.
В центральном зале западного крыла в самом центре комнаты стоял большой стеклянный куб.
– Вот это коллекция Дракулиса, – сказал Дова.
Под стеклом оказались около двухсот различных предметов, многие из которых были сделаны из глины и расписаны черными фигурками. Кроме хорошо знакомых мне всевозможных кубков, кувшинов и амфор там были несколько маленьких статуй и фрагментов глиняных масок. На подставке перед экспозицией располагалась пояснительная записка, в которой говорилось, кто такой Дракулис, и излагалась история его коллекции.
– Находки относятся к различным периодам, – объяснил Дова. – Некоторые – к раннему микенскому, другие – к позднеклассическому и римскому периодам. Благодаря этому мы можем сделать вывод, что участок, где их нашли, использовался в качестве места поклонения на протяжении нескольких тысячелетий.
Там же выставлялась фотография статуи Афродиты из афинского музея, сопровождаемая небольшим текстом. Афродита – богиня любви, красоты и плодородия – изображалась как довольно сексуальное создание, олицетворение скорее земной, чем небесной любви. Она была почти полностью обнаженной. В ее позе было что-то заигрывающее.
Дова показал на маленькую открытую записную книжку в кожаной обложке. Ее слегка пожелтевшие страницы заполняли строчки, написанные аккуратным почерком. Некоторые страницы были порваны, в иных недоставало уголков.
– Это дневник Дракулиса. Его нашли вместе с коллекцией. Здесь он фиксировал свои находки и здесь же описал остатки строения, которое, по его мнению, могло быть тем самым храмом. – Дова грустно улыбнулся. – Как видите, книжка сохранилась не вся, но в ней еще можно многое прочитать.
Когда мы шли обратно, я спросил, слышал ли он о Панагии.
– Разумеется. Ваш отец неоднократно упоминал о ней. Это одна из реликвий, украденных из монастыря Кафарон во время войны.
– Значит, вам известно и то, что она находилась на борту немецкого корабля «Антуанетта», который при выходе с Итаки атаковали партизаны?
– Да.
– Незадолго до смерти отец заявил, что он нашел статую. И также намекнул, что обнаружил кое-что еще. Он случайно не упоминал об этом при вас?
– Нет, боюсь, что нет, – несколько неопределенно ответил Дова.
Мы подошли к выходу, я пожал ему руку и поблагодарил за экскурсию. Он сказал, чтобы я не стеснялся и обращался прямо к нему, если вдруг понадобится его помощь. Я снова поблагодарил его и вышел на улицу, оглядываясь в поисках такси, которое довезло бы меня до отеля «Ионнис».
Как выяснилось, «Ионнис» не относился к числу тех стандартных международных отелей, где обычно любят останавливаться торговцы антиквариатом. Вместо этого он оказался дешевой гостиницей всего в квартале от пристани, где рыболовные суда ежедневно выгружали свою добычу. Краска на его фасаде облупилась, ступени лестницы, что вела к входу, были стерты бесконечными приходами и уходами пеших туристов и других жильцов с ограниченными средствами. Снаружи запах рыбы смешивался с парами дизельного топлива, внутри застоявшийся табачный дым соревновался с «ароматами» неаппетитного варева, долетавшими с кухни.
Молодой портье равнодушно взглянул на меня из-за маленького окошка своей конторки.
– Вы говорите по-английски? – с надеждой спросил я.
Он кивнул:
– Вам нужен номер? Есть очень хорошая комната на четвертом этаже с видом на залив. Недорого.
– Спасибо, я ищу не комнату. Я разыскиваю одного человека, который останавливался здесь. Его зовут Иоганн Коль.
Имя не вызвало никаких эмоций. Установив, что я не являюсь потенциальным постояльцем, молодой человек принял преувеличенно безразличный вид.
– Здесь нет никого по фамилии Коль.
Я вытащил бумажник и положил на стойку пятьдесят евро.
– Это старый человек. Он останавливался здесь в апреле.
Я показал ему фото из газеты, но он едва взглянул на него: все его внимание было приковано к моим деньгам. Сунув руку под стойку, он вытащил регистрационный журнал и, перелистнув несколько страниц, повернул его ко мне.
– Коль. Пятнадцатое апреля. Жил здесь четыре дня.
Я пододвинул деньги к нему. Коль приехал за пару дней до открытия выставки и на Итаку, как я понял, вернулся вместе с отцом. В журнале было записано, что он из Гамбурга, хотя не указывались ни улица, ни номер дома. Я поблагодарил портье и направился к двери, но он окликнул меня:
– Если хотите, можете забрать его вещи.
– Что за вещи? – Я вернулся к стойке, а портье указал на шкаф.
– Иногда постояльцы оставляют вещи. Забывают их. – Портье открыл дверцу шкафа, за которой громоздились картонные коробки с одеждой и старыми книгами. Немного покопавшись, он вытащил потрепанную сумку и поставил на стойку.
– Он все это забыл?
Сумка выглядела набитой битком. Я потянулся к молнии, но молодой человек удержал меня:
– Вы его родственник?
– Нет.
– Мы отдаем вещи только родственникам.
Чуть помедлив, я вытащил бумажник и протянул ему еще сорок евро.
– Я его брат, – язвительно сказал я.
Портье просто взял деньги и молча пододвинул сумку ко мне. Открыв ее, я обнаружил, что она в основном набита одеждой. Были также пара туфель и несессер с зубной щеткой, бритвенными принадлежностями и пузырьком каких-то таблеток.
– Как долго вы храните вещи? – спросил я.
– Месяц-два. А затем отдаем их: у нас и так все ими забито. – Он показал на переполненный вещами шкаф.
– Но эти вещи здесь с апреля – почти три месяца.
Молодой человек взглянул на сумку и указал на цифры, написанные сбоку маркером.
– С июня, – сказал он.
Я вспомнил, что примерно в июне было найдено тело Коля, а отец настаивал, чтобы его отпустили из больницы.
– Дайте-ка посмотреть, – сказал я и, взяв журнал, прежде чем портье сообразил потребовать еще денег, принялся перелистывать его, пока не нашел то, что искал. Коль вернулся в отель в мае. Он зарегистрировался на следующий день после того, как у отца случился инфаркт, и так и не выписался. Понятно почему: через пару недель он поехал на Итаку и, взяв такси, отправился из Писо-Аэтос к монастырю Кафарон, а там кто-то пырнул его ножом. Но почему он вернулся обратно в отель после инфаркта отца? И зачем поехал на Итаку?