– Продолжайте.
– Бредовое состояние наступает редко. Это игры воображения. Абреакции встречаются гораздо чаще. Люди внезапно обретают навыки, которыми прежде не владели, говорят на языках, которые не изучали. Это следствие воспоминаний, а не фантазии.
Портер помолчал, а потом спросил:
– Разве вас не удивляет, что Ген был так расстроен черепом, найденным в музее? А что, если он был знаком с этим человеком?
Норта поразило, что доктор знал о случае с черепом.
«Чепуха».
– Черепу тысяча лет!
– А почему он ехал по городу на лошади, не используя стремена? В седле он держался уверенно. Судя по всему, он – умелый наездник.
– Значит, он занимался джигитовкой. А может, вырос в цирковой среде.
– У вас есть основания так думать?
– Да уж побольше оснований, чем считать, что он вспомнил прошлую жизнь.
Слова Норта повисли в воздухе, разделяя обоих собеседников. Но Портер, который уже раскрыл карты, не мог остановиться.
– Тогда почему с вами происходит то же самое?
Настала очередь Норта молчать, терзаясь чувством вины.
Кровь стучала в ушах, заглушая разумные и хладнокровные мысли.
Портера нужно допросить. Его мог подослать Ген, чтобы узнать, как продвигается следствие. Все сказанное – вранье. Он ведь ничего не знает об этом человеке.
«Я должен быть осторожным».
– Понятия не имею, о чем вы говорите.
Портер был неколебим. Заметив неуверенность детектива, он убедился, что идет по верному пути. Доктор вынул из портфеля газету и зеленый блокнот. Газета оказалась сложена так, чтобы была видна фотография – Норт и Ген сражаются во дворе у мусорных баков. Портер положил ее на стол.
– Вам ввели тот же препарат, какой использовал этот человек. У вас в ноге видна игла для подкожных инъекций.
Норт бросил взгляд на фотографию. Эти сведения не поступали в газеты. Детектив отказался комментировать заявление доктора.
– Я знаю, что с вами происходит,– наклонившись вперед, промолвил психиатр.– Знаю, потому что сам через такое прошел. У Гена это началось чуть раньше. Не нужно стыдиться. Очевидец из «Нью-Йорк пост» говорит, что слышал, как полицейский кричал, что за ним гонится бык. Вам казалось, что на вас бросился бык.
Норта охватил страх.
– Он ошибся.
Портер раскрыл блокнот. Полистав страницы, он показал детективу картинку, нарисованную много лет назад.
Бык!
Норт отшатнулся.
– Узнаете?
Он пожирает его изнутри. Бык. Карандашный набросок был до того знакомый, словно Норт нарисовал его собственной рукой.
– Мне было семь лет, когда Бык пришел ко мне.
Портер сунул блокнот в руки детектива и заставил его пролистать пожелтевшие страницы, заполненные рисунками и неровными рядами записей. Строчки были написаны разными чернилами. И на разных языках.
По лицу Норта доктор увидел, что тот узнает картинки. Он бросил взгляд на блокнот детектива.
– Вы уже ведете записи в своем черном блокноте?
Норт не ответил. Бык овладел им и не хотел отпускать.
Бык!
«Выстави этого человека за дверь. Прямо сейчас».
Норт захлопнул зеленую книжицу и бросил Портеру через стол.
– Не хочу на это смотреть.
Ручка плясала в дрожащих пальцах, выбивая по столешнице тревожную и нервную дробь.
– Нет-нет, я так не думаю.
Портер полез в карман и выудил ручку. Он записал номер своей комнаты в «Пенсильвании» на обороте визитки, положил ее на стол и передвинул поближе к Норту.
– Представьте, каково мне было это пережить в семь лет. Реальность раскалывается на части, сводя с ума и сбивая с толку. В кошмарах вам снится, что вы занимаетесь сексом с собственной матерью. Страх и всепоглощающее чувство вины терзают вас, потому что там, во сне, вы чувствовали, что вам это нравится.
– Замолчите!
– Не нужно винить себя. Это не ваши воспоминания. Это память вашего отца.
– Твою мать! – рявкнул Норт так яростно, что Портер прижался спиной к спинке стула.
Снова повисло молчание. Портер не шевелился, он ждал, что скажет Норт.
– У меня нет воспоминаний отца. И не может быть.
– Почему?
« Неужели я сдаюсь? »
– Потому что он еще жив.
– Вы не понимаете.
– Все я понимаю.
Они оба осознали, что дальше этот разговор не может продолжаться.
– На сегодня мы поговорили достаточно,– цинично заявил Портер.
– Убирайтесь.
Доктор поднялся и похлопал ладонью по визитной карточке.
– Если захотите снова обсудить это, найдете меня здесь.
Норт промолчал.
– Всего хорошего.
Детектив смотрел, как уходит психиатр, словно пытался убедить себя, что все страшное уже позади. Он сидел один в комнате для допросов и чувствовал себя загнанной дичью.
«Это дурдом. Я сумасшедший».
Тут же вспомнились слова доктора: «Вы уже ведете записи в вашем черном блокноте?» К чему был этот вопрос?
Черная книжечка лежала на столе, маня и искушая. Блокнот как блокнот.
«Что в нем такого страшного? »
Но где-то в глубине души Норт знал: то, что пытается оттолкнуть, не замечать, существует на самом деле.
«Решайся».
Он открыл записную книжку скорее из чувства протеста, чем по собственному желанию. И впервые ощутил облегчение, выливая все разговоры на бумагу, страница за страницей. Подробности, места действия, время. Но детектив знал, что есть еще кое-что.
Безумие ждало его. Горечь и злость скопились внутри и теперь просачивались на листы блокнота.
Кровь сарацин лилась рекой, обагряя ноги наших лошадей. Ибо праздновали мы победу в Акре. Шел десятый день августа года тысяча сто девяносто первого от Рождества нашего Господа.
Мы проходили по этой земле с огнем и мечом. Пламя погребальных костров пожирало добычу, наполняя ноздри каждого воина маслянистым запахом дыма. Лагеря были завалены сарацинскими трупами, которые дожидались сожжения. Я слушал, как гудит огонь, и вдыхал запах жареной человечины. Воняло свининой.
Среди них попадались христиане, но мы, доблестные крестоносцы, не сдерживали разящих ударов. Это селение было уже седьмым по счету со времени нашего прибытия. Когда мы только ступили на эту землю, мы не знали, как отделять зерна от плевел.