Норт окинул машину быстрым взглядом. Это был курьер из Национального исторического музея.
«Череп!»
– Нужно дать им то, чего они хотят,– произнес он.
Мартинес проследил за взглядом Норта.
– Если им нужен я, значит, они получат такой подарок,– добавил детектив. – Я постучусь в эту дверь и, если возникнут трудности, смогу позвать вас на помощь.
Офицеру понравилось это предложение. Экстремальные обстоятельства требовали крайних мер.
– Идет,– отозвался Мартинес, поняв собеседника с полуслова.– Тогда ордер нам и не понадобится.
– Неприкасаемых не бывает,– бросил Норт.
19.04
Когда разрешение на въезд грузовика из компании доставки было проверено, водитель подвел машину к главному входу. Он достал из кузова три картонных коробки и осторожно водрузил их на тележку для багажа.
При виде стольких полицейских любой растеряется. Дрожащей рукой юноша вручил Норту квитанцию о доставке и растворился среди дождевых струй.
Детектив устало осмотрел здание. В нем сновало множество равнодушных служащих, уверенных в своей безнаказанности.
Он полез в карман и достал таблетки, которые взял в аптечке отца.
«Я могу забыть, если захочу».
Ба-бах!
– Что это? – спросил у него за плечом Мартинес.
– Бета-блокатор.
– У тебя неладно с сердцем? – не на шутку встревожился Мартинес.
– Нет.
«У меня неладно с другим».
Ба-бах!
«У каждого есть выбор».
Норт посмотрел на охранников за дверью, которые наблюдали за ним.
Ба-бах!
– Хочешь узнать, что связывает меня и Гена?
Норт швырнул таблетки в лужу, где они начали быстро растворяться.
Мартинес ничего не ответил. Да и что он мог ответить?
Норт перебрал коробки, поставил одну сверху и открыл ее. Распаковав тонкую бумагу, он обнаружил древний череп. Детектив вытащил старинный экспонат из коробки и прижал к себе. Очень странное ощущение. Череп был таким древним, таким хрупким, овеянным воспоминаниями. В источенных и бесцветных зубах виднелись небольшие дырочки – кто-то извлекал оттуда пульпу.
Как выглядел при жизни человек, чей череп он держал в руках? Реконструкционные снимки были уничтожены Геном во время разгрома в музее. Но в квитанции значились отчеты и результаты по реконструкции.
Норт положил череп и, пошарив внутри коробки, отыскал небольшой белый конверт. Он вытряхнул из конверта полароидные снимки головы с кожей землистого цвета – в фас, в профиль и с затылка. И протянул снимки Мартинесу.
Норт нашел именно то, что и ожидал увидеть. Лицо, глядевшее с фотографий, было его собственным.
Мартинес был потрясен.
– Он двинулся, потому что это похоже на тебя?
– Думаю, он очень расстроился, что это не похоже на него.
– Не понимаю.
– И не нужно. Просто мы с ним возвращаемся обратно, вот и все.
Норт завернул череп в бумагу. Чувствуя всей кожей, что на него направлены все взгляды, детектив двинулся к главному входу в здание «Американской генерации». Тяжелые стеклянные двери мягко скользнули в стороны, а в фойе его ждал более недружелюбный прием, чем бушевавшая за стенами гроза.
Под сенью двух огромных вавилонских быков с крыльями стоял письменный стол. Норт подошел к дежурному за столом и спросил:
– Если мистера Диббука сегодня нет, может, есть доктор Саваж?
Ему ответил охранник:
– Нет, сэр. Его тоже нет.
Норт кивнул в знак того, что понимает ситуацию.
– В любом случае, не могли бы вы позвонить наверх и сообщить Атанатосу, что к нему посетитель.
Одно лишь упоминание этого имени подействовало на охрану ошеломляюще. На мгновение показалось, что они не знают, что предпринять.
– Как прикажете доложить?
Норт положил череп на стол.
– Скажите, что его ждет Киклад.
Ген сидел за инкрустированным письменным столом в кабинете Лоулесса. Саваж положил на гладкую кожаную поверхность стола обычный шприц и небольшой флакон, в котором глянцево блестела темная жидкость. В ней, в каждой капле черного вещества, была растворена память Атанатоса.
Ген следил за всем этим с нарастающим ужасом.
«Нам не нужно вспоминать».
Он взял пластиковый цилиндр шприца.
«Нам не нужно вспоминать».
До него долетел пронзительный аромат жасмина. Ген повернулся и увидел, что Мегера холодно следит за ним, сжимая в руке небольшой флакончик духов.
Он припомнил произошедшее в музее и подумал, что эта женщина ничего не делает просто так.
– Я думал, что ты потеряла свои духи,– бросил он.
Мегера удивилась, что Ген помнит такую незначительную деталь.
– У меня есть еще,– беззаботно улыбнулась она.– Тебя это беспокоит?
– Ты хочешь, чтобы у меня не получилось.
– Конечно. У тебя есть все шансы, если ты пожелаешь.
Ген не ответил. Он взял флакон, опустил в него иглу шприца и набрал драгоценную жидкость.
Шприц дрожал в его пальцах, когда он приставил иглу к собственной вене на руке.
И тут зазвонил телефон, стоявший на столе.
Мегера злобно поставила духи на стол и нажала кнопку громкой связи.
– Что еще?
– Здесь один человек,– донесся испуганный голос.
– Пусть убирается!
– Он сказал, что его зовут Киклад.
Мегера бросила на обоих мужчин быстрый взгляд. Саваж отшатнулся, его плечи поникли и обмякли.
А Ген, не отводя глаз, смотрел на стеклянную бутылочку с духами на столе. По его губам скользнула улыбка.
Это обеспокоило Мегеру.
– Чего он хочет? – спросила она.
– Он хочет увидеть Атанатоса. Кого мне послать к нему?
Раны войны оставляют глубокие шрамы в душах людей. Раны страшнее наносит лишь безумие.
Горе обрушилось – пал Ахиллес. Тот, кто сразил Гектора, сына Приама-царя и кары всех греков; тот, кто поверг Пентесилею, амазонок царицу; тот, кто низвергнул могучего Мемнона, эфиопов владыку, сына бессмертного Тифона, брата Приама-царя. Горе обрушилось, пал Ахиллес. Стрелы крылатые, пущенные Париса рукой, жирной от праздности жизни в осаде, настигли героя. Лук из козьих рогов Парис опустил, кровью своей истекая, как женщина в дни очищенья. Пал Ахиллес, горе обрушив на души всех греков скалой неподъемной.