Она смотрела на него и не делала попытки освободиться. Лунный свет, казалось, еще сильнее подчеркивал утонченность ее черт, изящную линию скул, большие печальные глаза. Прошло несколько секунд, Дина сжала его руку, наклонилась и поцеловала в щеку.
– Увидимся в лагере. – Прыгая с уступа на уступ, она побежала к проходящему у подножия холма шоссе.
– Отсюда до Хайфы! – крикнул ей вслед Гиди.
– Положи на него пакет со льдом, – донесся снизу ответ.
Оказавшись на ровном месте, Дина обошла холм и повернула на дорогу, отходящую от шоссе номер сорок и ведущую через пустыню. Она слышала только жалобный вой гиены вдали и хруст гравия под своими подошвами. По сторонам дороги лежали валуны, кое-где росли хилые кактусы. Несколько сотен метров она шла прямо, затем нырнула в узкое ущелье и резко свернула направо. Впереди в двух километрах в лунных лучах отсвечивали куполообразные крыши и побеленные стены кучки домов, похожих на разбросанные кубики сахара. Дина ускорила шаг.
Они находились здесь три года. А до этого вчетвером действовали из ее квартиры в Тель-Авиве. Но там было слишком много глаз, и соответственно росла вероятность, что их появления и исчезновения привлекут нежелательное внимание. Особенно с тех пор, как их миссии стали раз от раза все смелее, а резонанс все громче. Они переместились на неказистую виллу на окраине Беэр-Шевы, а затем, стремясь к еще большему уединению, переехали сюда.
В 1960-х годах это место было хотя и дальним, но процветающим мошавом – сельскохозяйственной общиной. Но с тех пор опустело. В домах поселились скорпионы и саламандры, овощные делянки укрыло одеяло песка и сорняков. Они взяли его в аренду, привели в божеский вид, для снабжения электричеством установили солнечные батареи, устроили систему спутниковой телефонной связи и Интернета. Они не собирались оставаться здесь навечно. Основное правило в их деле гласит: нигде не пускать корни, всегда быть готовыми не мешкая сняться с места по первому сигналу. Но на данный момент это место превосходно им подходило.
Заплатила за все, как всегда, она. Откуда берутся деньги, не рассказывала, а они ее не спрашивали. Правило второе: никаких ненужных вопросов. Они четверо были очень близки, стали одной семьей, но в ее жизни по-прежнему оставались области, которые никого не касались. Они даже не знали ее настоящего имени. И пусть так все и сохранится впредь. Прошлое есть прошлое.
Сделав рывок на последних четырехстах метрах, она добралась до лагеря меньше чем за восемь минут. У Тамары свет был погашен – видимо, рано легла спать. А Фаз, судя по серым, призрачным бликам в окне, находился в комнате с электроникой и, сгорбившись над мониторами, блуждал по преисподней киберпространства. Фаз был паршивой овцой, арабо-израильтянином, угрюмым интровертом и при том компьютерным гением. Один из лучших хакеров в их деле, он редко перебрасывался с окружающими хоть словом, но это не имело значения – каждый из них служил по-своему. Он умел внедряться в чужие электронные системы, заражать вирусами, владел оружием. И это все, что от него требовалось. В конце концов, они здесь собрались не для того, чтобы вести беседы.
Она прислонилась к корпусу одного из внедорожников, размяла икры и отдышалась, затем заглянула из-за двери в компьютерную. Фаз сидел к ней спиной, приклеившись глазами к экрану, его голову окутывал ореол сигаретного дыма.
– Есть что-нибудь?
Он вытянул руку с повернутым к полу большим пальцем, словно римский император, отдающий приказ оборвать жизнь гладиатора. Так было уже в течение шести дней, с тех пор как разнеслась весть об убийстве в соборе и они проникли в мейнфрейм израильской полиции, чтобы следить за ходом расследования. Что бы там ни происходило, тупоголовые полицейские не приблизились к разгадке, кто совершил преступление.
– «Баррен»?
Тот же жест.
– Точно?
– Да.
Больше этого из Фаза было не вытянуть. Она попросила его продолжать слежку, вышла из компьютерной, пересекла двор, вернулась в свою комнату, разделась и направилась в душ. Плотно задернула шторы, открыла кран и, не дожидаясь, когда согреется вода, встала под ситечко и, откинув голову, наслаждалась струящимися по лицу и груди потоками. Но вдруг напряглась и повернулась – позади нее сквозь темный пластик штор просматривался чей-то силуэт. Инстинктивно, готовые к бою, сжались кулаки, но послышался голос Тамары, и руки опустились.
– Это всего лишь я. Дверь была не закрыта.
Она отдернула штору, открывая свое обнаженное тело. Тамара стояла по другую сторону, гибкая, смуглая, с короткой стрижкой, в мешковатой белой майке чуть выше колен.
– Ты в порядке? – спросила Тамара.
Дина кивнула.
– Я о тебе беспокоилась.
– Со мной все хорошо.
– Правда?
– Правда.
Они стояли и смотрели друг на друга. Вода продолжала каскадами литься на голову и спину Дины, и брызги разлетались по отделанному плитками полу спальни. Тамара стянула через голову майку, обнажив маленькие твердые груди и завитки темных волос на лобке. Вошла под душ, и женщины обнялись.
– Мы достанем их, Дина. Обещаю, мы их достанем.
Дина не ответила, задернула штору, погладила подругу по волосам и притянула к себе. Ни одна из них не заметила камеру в вытяжном лючке наверху. Они бы и не поняли, что это камера, даже если бы смотрели прямо на нее. Так хорошо она была замаскирована. Как все остальные камеры. Любопытный подглядывал, но об этом никто не догадывался.
Между Луксором и Кеной, Египет
Юсуф Халифа достал сигарету и посмотрел в окно. Поезд, погромыхивая, медленно двигался на север. За стеклом проплывали сложенные из сырцового кирпича деревенские дома, поля кукурузы и сахарного тростника, мелькнула мясная лавка, которую чья-то нездоровая фантазия декорировала внутренностями и отсеченными овечьими головами. В какой-то момент поезд дернулся и остановился, и Халифа поймал себя на том, что не сводит глаз с компании ребят, игравших на самодельном плоту посреди ирригационного канала. Он едва сдержал порыв высунуться из окна и крикнуть, чтобы они убирались с воды. Выдержал настоящую борьбу с собой – теперь всякое напоминание о его трагедии оборачивалось борьбой. И вздохнул с облегчением, когда состав толчком тронулся вперед и сцена с плотиком осталась позади. Сделав последнюю затяжку, он растоптал окурок каблуком, позаботившись о том, чтобы не потревожить пожилого мужчину, совершавшего перед ним на полу вагона полуденную молитву – салят.
На ферме Аттиа никаких новых событий не произошло. Халифа все еще ждал, когда его друг Омар сообщит ему результаты анализов воды, но постепенно приходил к выводу, что шеф Хассани был прав и дело не стоит выеденного яйца. Он поработал с осведомителями, опросил их по поводу пропажи в Карнаке древних каменных блоков и проверил байки о сети наркоторговцев на луксорском базаре, которые оказались именно байками. Других дел у него на столе не было, и поскольку шеф и большинство сотрудников занимались открытием музея в Долине царей, он имел возможность покопаться по делу Бен-Роя так, чтобы никто не обратил на это внимания.