— Как же у меня это выйдет? — осведомился Джо.
Врач продолжал так, словно Джо не открывал рта:
— И следить, чтобы раны оставались чистыми. Дважды в день менять повязку.
— У вас есть для меня еще марля?
— Нет, — отвечал доктор, будто сердясь на глупость вопроса.
— Тогда…
— И все будет как новенькое, — бесстрастно закончил врач и отошел от него.
Он ждал, что явятся охранники и накажут его за драку. Он ожидал, что услышит, жив ли парень, с которым он сцепился. Но никто ему ничего не сказал. Словно он сам себе вообразил всю эту историю.
Вечером, перед отбоем, он спросил у мистера Хаммонда, не слышал ли тот о драке возле душевых.
— Нет.
— То есть «нет, не слышали»? — уточнил Джо. — Или «нет, этого не было»?
— Нет, — повторил мистер Хаммонд и удалился.
Через несколько дней после нападения с ним заговорил один из заключенных. В голосе его было что-то не совсем обычное — легкий акцент (как он решил, итальянский) и некоторая скрипучесть, — но после недели чуть ли не полного молчания чужой голос звучал настоящей музыкой, и Джо стиснуло горло и грудь.
Это был старик в толстых очках, слишком больших для его лица. Он подошел к Джо, когда тот ковылял по двору. Джо вспомнил старика: в ту памятную субботу он тоже стоял в очереди к душевым.
— Как по-твоему, скоро у них кончатся парни для драк с тобой?
Ростом он был примерно с Джо. Лысина на темени, немного седины по бокам, в тон жиденьким усикам. Длинные ноги при коротком широком туловище. Крошечные ручки. Он двигался как-то очень деликатно, чуть ли не на цыпочках, словно форточник, но глаза у него были невинные и полные надежды, точно у мальчишки в самый первый школьный день.
— По-моему, они вообще никогда не кончатся, — ответил Джо. — Кандидатов полно.
— Ты не устанешь?
— Конечно устану, — произнес Джо. — Но, думаю, я продержусь сколько смогу.
— Ты очень проворный.
— Проворный, но не очень.
— Тем не менее. — Старик открыл небольшой холщовый мешочек и достал две сигареты. Протянул одну Джо. — Я видел оба твоих боя. Ты быстро двигаешься, и большинство из этих ребят не заметили, что ты прикрываешь ребра.
Джо замер. Старик зажег обе сигареты одной спичкой, чиркнув ею о ноготь большого пальца.
— Ничего я не прикрываю, — возразил он.
Старик улыбнулся:
— Давным-давно, в прошлой жизни, еще до всего этого, — он обвел рукой стены и колючую проволоку, — я подготовил нескольких боксеров. И нескольких борцов. Много денег я на них не заработал, зато познакомился с массой хорошеньких дамочек. Боксеры всегда привлекают хорошеньких женщин. А те ходят в компании других хорошеньких женщин. — Он пожал плечами; они снова пошли по двору. — Так что я вижу, когда человек защищает свои ребра. Они у тебя сломаны?
— Все у меня в порядке с ребрами.
— Обещаю, — проговорил старик, — если они меня пошлют с тобой драться, я буду только хватать тебя за лодыжки и крепко их держать.
— Значит, только за лодыжки? — фыркнул Джо.
— Может, еще за нос, если улучу возможность.
Джо искоса глянул на него. Видно, этот человек пробыл здесь так долго, что все его надежды умерли, и он успел испытать все унижения, а теперь его оставили в покое, ибо он пережил все, что на него обрушивали. Или потому, что он просто морщинистый мешок, непригодный для обмена и торговли. Безобидный мешок.
— Чтобы защитить мой нос, скажу… — Джо поглубже затянулся. Он уже забыл, как приятно курить, когда не знаешь, как и когда раздобудешь следующую сигарету. — Несколько месяцев назад я сломал шесть ребер и крепко ушиб остальные.
— Несколько месяцев назад. Значит, тебе остается всего пара месяцев.
— Да ну. Правда?
Тот кивнул:
— Разбитые ребра как разбитое сердце: заживают через полгода, не раньше.
Джо подумал: неужели на это надо столько времени?
— Эх, если бы только все это время сидеть и кушать. — Старик потер свое небольшое брюшко. — Как тебя звать?
— Джо.
— И никто не зовет Джозефом?
— Только отец.
Старик кивнул и медленно, явно наслаждаясь, выпустил струю дыма.
— Это безнадежное место, — произнес он. — Уверен, ты пришел к такому же выводу, хотя пробыл здесь совсем мало.
Джо кивнул.
— Оно пожирает людей. Оно даже не выплевывает их обратно.
— Сколько вы здесь?
— О, — произнес старик, — я давно перестал считать, много лет назад. — Он посмотрел наверх, на грязно-голубое небо, и сплюнул табачную крошку, приставшую к языку. — Я знаю об этом месте все. Если тебе нужна помощь, чтобы получше его понять, спрашивай.
Джо сомневался, что старикан понимает это место лучше, чем он сам, но ответил: «Спрошу. Большое спасибо за предложение», решив, что эти слова ему не повредят.
Они дошли до конца двора. Когда они повернули, чтобы идти обратно тем же путем, каким пришли, старик положил руку на плечи Джо.
Весь двор наблюдал.
Старик щелчком отправил свою сигарету в пыль и протянул руку. Джо пожал ее.
— Мое имя — Томазо Пескаторе, но все зовут меня просто Мазо. Считай, что ты под моей опекой.
Джо знал это имя. Мазо Пескаторе заправлял всем Норт-Эндом и большинством игорных заведений и борделей на северном берегу Бостонской бухты. Из-за этих тюремных стен он контролировал огромную часть поставок спиртного из Флориды. Тим Хики за эти годы сработал для него много дел и нередко говорил, что единственный разумный способ общения с этим человеком — крайняя осторожность.
— Я не просился под твою опеку, Мазо.
— Сколько хорошего и дурного приходит в нашу жизнь независимо от того, просим мы об этом или нет? — Мазо убрал руку с его плеч и ладонью прикрыл глаза от солнца. Только что эти глаза казались Джо невинными, теперь же он увидел в них хитрость и лукавство. — Отныне, Джозеф, зови меня «мистер Пескаторе». И передай это своему отцу, когда с ним увидишься. — Мазо сунул ему в руку клочок бумаги.
Джо посмотрел на адрес, нацарапанный на нем: «Блю-Хилл-авеню, 1417». Ни имени, ни телефона, лишь адрес.
— Передай это своему отцу. Только один раз. Больше я тебя ни о чем не прошу.
— А если я этого не сделаю? — спросил Джо.
Казалось, Мазо по-настоящему смутил этот вопрос. Он склонил голову набок, посмотрел на Джо, и на губах его заиграла любопытная улыбочка. Потом она стала шире, и он негромко засмеялся. Несколько раз покачал головой. Двумя пальцами отсалютовал Джо и отошел обратно к стене, где в ожидании стояли его люди.