— Мы нашли ей специального доктора, — сообщил Джо.
Фиггис опустил руки, глянул на Джо. В его покрасневших глазах светилась ненависть.
— Какого еще доктора?
— Из тех, кто помогает людям слезть с героина, Ирв.
Фиггис предостерегающе поднял палец:
— Больше не смей называть меня по имени. Изволь называть меня «шеф Фиггис». Все дни или все годы, какие остаются до конца нашего с тобой знакомства. Ясно?
— Не мы с ней это сделали, — заметил Джо. — Мы ее лишь нашли. И вытащили ее оттуда, где она была. А это было очень скверное место.
— А потом сообразили, как на этом нажиться. — Фиггис указал на снимки своей дочери в обществе трех мужчин, она была в металлическом ошейнике, на цепи. — Ваши и наркотой промышляют. И не важно, моей дочери они ее сбагривают или чьей-нибудь еще.
— Я этим не промышляю, — возразил Джо, понимая, что его слова звучат жалко. — Я занимаюсь только ромом.
Фиггис вытер глаза краями ладоней, а потом тыльными сторонами кистей.
— На прибыль от рома твоя организация покупает другие вещи. И не притворяйтесь невинной овечкой, сэр. Назовите свою цену.
— Что?
— Свою цену. За то, чтобы сказать мне, где моя дочь. — Он повернулся и посмотрел на Джо. — Скажите мне. Скажите, где она.
— Она с хорошим доктором.
Фиггис стукнул кулаком по перилам террасы.
— В клинике для наркоманов, — добавил Джо.
Фиггис топнул ногой.
— Я не могу вам сказать, где она, — заявил Джо.
— Пока?..
Джо долго смотрел на него. Не говоря ни слова.
Наконец Фиггис поднялся, и пес встал тоже. Шеф полиции открыл дверь, снабженную москитной сеткой, и вошел в дом. Джо слышал, как он набирает телефонный номер. Он заговорил, обращаясь к невидимому абоненту, и голос у него был более громким и хриплым, чем обычно:
— Р. Д., ты встретишься с парнем еще раз. И чтоб больше никаких споров на эту тему.
Сидя на террасе, Джо закурил папиросу. В нескольких кварталах отсюда, на Говард-авеню, раздавались автомобильные гудки.
— Да, — сказал Фиггис в трубку, — я тоже приду.
Джо снял с языка табачную крошку и пустил ее по ветерку.
— С тобой ничего не случится. Клянусь.
Он повесил трубку и некоторое время стоял у сетки, потом толкнул дверь и вместе с собакой снова оказался на террасе.
— Он встретится с тобой на Лонгбоут-Ки, там, где они отгрохали этот свой «Риц». Сегодня вечером, в десять. Он сказал, чтобы ты пришел один.
— Годится.
— Когда я узнаю ее местонахождение?
— Когда выйду живым после встречи с Р. Д.
Джо зашагал к машине.
— Сделай это сам, — услышал он.
Он обернулся к Фиггису:
— Что?
— Если ты собираешься его убить, будь мужчиной, спусти курок сам. Нет ничего достойного в том, чтобы заставлять других делать то, на что у тебя не хватает духу.
— В большинстве прочих вещей тоже ничего достойного нет, — заметил Джо.
— Ошибаешься. Я каждое утро просыпаюсь, смотрю на себя в зеркало и знаю, что я иду праведным путем. А ты?.. — Вопрос Фиггиса повис в воздухе.
Джо открыл дверцу машины и полез внутрь.
— Подожди.
Джо оглянулся на него. На террасе стоял мужчина, который уже не был вполне мужчиной, потому что Джо украл у него кое-что важное и теперь собирался уехать, увозя это с собой.
Измученными глазами Фиггис указал на пиджак Джо. И дрожащим голосом спросил:
— У тебя там есть еще?
Джо чувствовал эти снимки у себя в кармане — отвратительные, словно гниющие десны.
— Нет.
После чего сел в машину и уехал.
Джон Ринглинг, цирковой импресарио и подлинный благодетель Сарасоты, выстроил «Риц-Карлтон» на острове Лонгбоут-Ки в 1926 году, но столкнулся с финансовыми проблемами и оставил недостроенный отель над бухтой, спиной к заливу, с номерами без мебели и стенами без лепнины.
Когда Джо еще только приехал в Тампу, он раз десять проехался вдоль берега, высматривая удобные места для выгрузки контрабанды, прибывающей морем. На них с Эстебаном работало несколько судов, доставляющих черную патоку в главный порт Тампы, и город они закрыли так надежно, что теряли всего одну из десяти партий груза. Но они оплачивали и суда, доставлявшие ром в бутылках, испанский anís, а также orujo [41] — непосредственно из Гаваны на запад Центральной Флориды. Это позволяло не проводить стадию брожения и очистки на американской земле (а стадия эта отнимала немало времени), однако такие суда подвергались большей опасности со стороны защитников сухого закона, в том числе служащих казначейства, правительственных агентов федеральных служб и сотрудников береговой охраны. И пилот Фарруко Диас, при всех своих талантах и при всем своем безрассудстве, мог лишь наблюдать, как приближаются копы, но не останавливать их. (Вот почему он упорно продолжал настаивать на том, чтобы к пулеметной стойке в его кабине добавили пулемет и пулеметчика.)
До объявления открытой войны береговой охране и людям Джона Гувера небольшие островки-барьеры, разбросанные вдоль берегов залива, — Лонгбоут-Ки, Кейси-Ки, Сиеста-Ки и прочие — представляли собой идеальные места для того, чтобы временно спрятать там лодку или груз. Но они же могли служить отличной западней, ибо на них можно было попасть (или выбраться с них) лишь на лодке или по единственному мосту. Так что если копы висят у тебя на хвосте, гавкая в свои мегафоны и шаря вокруг своими прожекторами, и если у тебя нет способа улететь с острова, тогда ты отправишься в тюрьму, голубчик.
За эти годы контрабандисты не меньше десятка раз временно оставляли свой товар в «Рице». Сам Джо в этих операциях не участвовал, но слышал рассказы об этом месте. Ринглинг построил каркас здания, даже провел водопровод и настелил черновой пол, однако потом просто бросил там эту громадину — отель на триста номеров, в стиле «испанское Средиземноморье», настолько огромный, что, если бы во всех комнатах разом включилось освещение, огни наверняка увидели бы даже из Гаваны.
Джо прибыл туда на час раньше срока. Он захватил с собой фонарь, попросив Диона подобрать самый лучший, но и тому требовались частые передышки: луч постепенно тускнел, начинал мигать, а потом гас. Джо приходилось на несколько минут выключать эту штуку, а потом включать ее, и вскоре все повторялось сызнова. Пока он ждал в темноте, в помещении, которое он счел недостроенным рестораном третьего этажа, ему пришло в голову, что люди тоже как фонарики: светят, тускнеют, мигают и умирают. Нездорово-мрачное и какое-то детское наблюдение, но, пока он ехал сюда, он стал нездорово-мрачным в своей обиде на Р. Д., а может, в ней сказалось и что-то детское. Потому что он знал: Р. Д. лишь один из длинного ряда. Он не исключение, он — правило. И если Джо сегодня вечером сумеет уладить эту проблему, вскоре появится следующий Р. Д. Прутт.