— На электронную почту ничего не поступало? Требования выкупа или какие-нибудь сообщения?
Лоудер покачал головой.
— Пожалуйста, покажите еще раз.
Д’Агоста внимательно вглядывался в экран, стараясь найти хоть какую-нибудь малость, позволяющую узнать помещение.
— Вы можете дать крупный план этой стены?
Вращая регулятор, Лоудер поколдовал над изображением — выделил участок стены рядом с Норой и сильно увеличил его.
— Слишком мутно.
— Сейчас я увеличу резкость.
Лоудер немного поработал мышью, и стена проступила гораздо отчетливее. Она была сложена из плоских камней, скрепленных цементом.
— Подвал старого дома, — определил д’Агоста.
— К сожалению, это все, что мы можем сказать, — подал голос Числетт.
— А как насчет происхождения камней?
— Их невозможно точно идентифицировать, — ответил Лоудер. — Это может быть и сланец, и базальт.
— Покажите еще раз.
Все молча смотрели на экран. Д’Агоста почувствовал, как в нем закипает гнев. Сколько можно сдерживаться, когда эти сволочи похитили Нору?
— А этот звук, — продолжал он. — Вы можете сказать, что это такое?
Лоудер сдвинул регулятор вбок.
— Мы уже работали над этим. Сейчас запущу программу усиления.
На втором экране появилось узкое длинное окно с неровной волнообразной полосой, похожей на синусоиду, накачанную стероидами.
— Потише, пожалуйста, — попросил Лоудер.
В комнате установилась тишина, и он начал нажимать на кнопку в нижней части окна.
Полоса начала двигаться в окне, словно пленка в магнитофоне. Д’Агоста услышал шаги человека с камерой, потом раздался тихий щелчок, когда включили свет, и легкий скрежет, когда камеру на что-то поставили или просунули объекта в сквозь прутья решетки или в отверстие. Дважды прозвучал голос Норы, а потом послышался какой-то звук. Скрип? Скрежет? Разобрать было трудно — мешали фоновые помехи, да и сам шорох был слишком слаб.
— Его можно усилить? — спросил д’Агоста. — Или как-нибудь выделить?
— Сейчас я подрегулирую частоту прохождения сигнала.
Открылось еще несколько окон, и на звуковую волну наложились какие-то сложные графики. Лоудер снова проиграл запись. На этот раз звук был более четким, но по-прежнему неразборчивым.
— Попробую отфильтровать нижние частоты, чтобы убрать шумы.
После очередных манипуляций с мышью Лоудер еще раз воспроизвел таинственный звук.
— Это крик животного, которому перерезают горло, — заявил д’Агоста.
— Я ничего подобного не слышу, — возразил Числетт.
— Разве? А вы? — повернулся д’Агоста к Лоудеру.
Эксперт нервно почесал щеку.
— Трудно сказать, — задумчиво произнес он, открывая еще одно окно. — Анализ спектра показывает, что здесь имеется набор высоких частот, некоторые из которых недоступны для человеческого уха. На мой взгляд, это скрип ржавых дверных петель.
— Вздор!
— При всем моем уважении… — начал Лоудер.
— При всем вашем уважении, это крик животного. Плюс старый каменный фундамент. Это было снято в Вилле. Мы должны обыскать это место. Немедленно.
Он повернулся к Числетту:
— Вы согласны, шеф?
— Лейтенант, вы только усугубляете ситуацию, — спокойно и рассудительно произнес Числетт. — На этой записи нет ничего — абсолютно ничего, — что бы указывало на ее источник. Этот звук может иметь несметное количество значений.
Вы только усугубляете ситуацию. Несметное количество значений. Этот надутый индюк любой разговор превращает в упражнение по изящной словесности. Д’Агоста попытался взять себя в руки.
— Шеф, вы ведь знаете, что сегодня вечером будет демонстрация протеста против Вилля.
— У них есть разрешение, так что все абсолютно законно. На этот раз там будет достаточно наших людей, чтобы держать ситуацию под контролем.
— Да? Разве мы можем быть в этом уверены? Если демонстранты станут неуправляемыми, они могут спровоцировать жителей Вилля и те убьют Нору. Мы должны провести рейд немедленно, еще до демонстрации. Использовать эффект неожиданности, ворваться туда и освободить женщину.
— Лейтенант, разве вы не слышали, что я сказал? Где улики? Ни один судья не даст разрешения на рейд, основываясь только на одном звуке — даже если его издало животное. Вы сами прекрасно это знаете. Тем более после вашего бесцеремонного обыска в офисе у Клайна, — пренебрежительно фыркнул Числетт.
Д’Агоста почувствовал, что его терпению пришел конец. Дамбу прорвало, и весь его гнев и возмущение выплеснулись наружу. Но теперь ему было наплевать.
— Вы только посмотрите на них, — громко произнес он. — Сидят тут со своим железом.
Все оторвались от мониторов и уставились на лейтенанта.
— Пока вы играете в игрушки, они похитили женщину и убили двоих журналистов и городского служащего. На этих подонков нужно напустить спецназ. Необходима срочная операция по освобождению заложника.
— Лейтенант, вам следует держать свои эмоции под контролем, — предостерег его Числетт. — Мы прекрасно знаем, что поставлено на кон, и делаем все, что в наших силах.
— Нет, мне не следует, и ничего вы не знаете.
С этими словами д’Агоста повернулся и вышел из комнаты с высоко поднятой головой.
Пендергаст сидел в пухлом кожаном кресле в своей гостиной, положив ногу на ногу и опустив подбородок на сплетенные пальцы. В таком же кресле напротив утопал в складках красной кожи крохотный Рен. Между ними на турецком ковре стоял стол, на котором разместились чайник с изысканным китайским чаем, корзинка с бриошами, масленка и вазочки с мармеладом и крыжовенным джемом.
— Чему я обязан столь неожиданным и ранним визитом? — поинтересовался Пендергаст. — Должно быть, случилось что-то из ряда вон выходящее, если вы выбрались из своей берлоги в такой неурочный час.
Рен коротко кивнул:
— Вы правы, я не очень-то люблю дневное время. Но мне удалось выяснить кое-что такое, о чем вы должны знать.
— К счастью, у меня дома редко бывает дневной свет.
Пендергаст налил чай и поставил чашку перед гостем. Но Рен не притронулся к чаю.
— Я давно хотел вас спросить: как поживает очаровательная Констанс?
— Я регулярно получаю сообщения с Тибета. Все идет по плану, насколько это возможно в таких случаях. В ближайшем будущем собираюсь туда наведаться, — сообщил Пендергаст, поднося к губам чашку. — Вы сказали, вам удалось что-то обнаружить. Расскажите, пожалуйста.