Лиза уткнулась в платок.
— Где Барба? — глухо спросила она. — Каким образом Вова оказался замешан в эту историю? Откуда он узнал, что Барба у Светы? Где взял ее адрес? Мы очень с ним осторожничали, скрывали свой роман и целый год были счастливы, а потом эти «Десять негритят»…
Лиза разрыдалась.
— Владимир твой любовник? — бесцеремонно поинтересовалась я.
Гинзбург промокнула глаза.
— Юра умеет производить впечатление на женщин. Я с ним познакомилась на концерте, одиннадцать лет назад, когда пыталась сделать карьеру в шоу-бизе. Юрий обаятелен, мил, щедр, когда при деньгах, вот я и подумала: чем плохой муж?
— Ваш брак строился не на любви?
— Союз по расчету более крепок, — запальчиво воскликнула Лиза. — Я нравилась Юре, родила ему ребенка, занималась хозяйством, помогала в работе. Думаешь, ходить по тусовкам весело? Это служба! Я пахала на Юру! А он? Стал грубым, невнимательным. И тут появился Володя, нежный, понимающий, тонкий.
— Может, вам следовало развестись?
Лиза скривилась.
— И что? Вова нищий! А у меня ребенок! Нет уж! Я не готова жить в шалаше. Мне с ним было хорошо, но на мужа Владимир не тянет. И в последнее время… Сейчас увидишь, стой, приехали.
Я послушно притормозила у бетонной девятиэтажки, которая стояла на очень шумной магистрали.
— Двора нет, — предупредила Лиза, — заезжай на тротуар.
— Пейзаж мало похож на Рублево-Успенскую дорогу, — не удержалась я, входя в вонючий подъезд, — и отчего-то мне кажется, что прихожая в твоем особняке почище!
Лиза ничего не сказала в ответ, ткнула пальцем в кнопку и констатировала:
— Лифт не работает, придется переть пешком на самый верх.
— Пусть это будет самой большой нашей неприятностью за следующие десять лет, — ответила я и начала преодолевать лестницу.
Человек, открывший дверь, показался мне похожим на Дон-Кихота: высокий, жилистый, с волосами, спадающими на плечи, он очень подходил для роли слегка сумасшедшего благородного рыцаря.
— Лиза? Ты? Вот радость! — выдохнул Володя. — И без звонка! Но я всегда тебя жду! Входи скорей! Ты не одна?
— С подругой, — нервно ответила Елизавета.
— Разрешите представиться, — поклонился писатель, — Владимир, автор бестселлеров.
— Очень приятно, — ответила я, мгновенно узнав голос. Абсолютно точно, этот человек звонил мне по телефону.
— Хватит, — оборвала его Лиза, — где Барба?
Прозаик отступил в глубь прихожей. Лиза втянула меня в квартиру, захлопнула дверь и вцепилась в бывшего любовника.
— Верни девочку!
— Кого? — очень искренне разыграл изумление детективщик.
— Мою дочь! — еле сдерживая гнев, выпалила Лиза.
— Но ее тут нет!
— Сейчас проверю, — Гинзбург перешла на крик и кинулась в комнату, я ринулась за ней.
Лиза, как безумная, металась по крохотному помещению, которое служило графоману и гостиной, и спальней, и кабинетом одновременно. Она распахнула шкаф, заглянула под письменный стол, на котором громоздилась допотопная пишущая машинка, сбросила на пол пачку дешевой серовато-желтой бумаги, попыталась отодвинуть диван от стены, потом помчалась на кухню. Я, как нитка за иголкой, моталась за женой продюсера.
Елизавета пошарила по шкафчикам, засунула нос в духовку, открыла зачем-то хлебницу и, сев на табуретку, заплакала.
— Милая, солнышко, любовь моя, — бестолково повторял Владимир, — что случилось? Чем я могу тебе помочь? Как?
— Сволочь, — сквозь рыдания сказала Лиза, — вот ты что задумал!
— Я? — попятился писатель. — Что? Где? Кто? У меня голова заболела! Прямо ремнем виски стянуло! Давление подскочило! Надо срочно себя поддержать.
Мерзкий, забыв про нежданных гостей, подошел к шкафчику, висевшему над мойкой, и распахнул его. Я, ожидая увидеть тарелки с чашками, поразилась. Полки были забиты лекарствами. Я сразу различила хорошо знакомые упаковки валокордина, но-шпы и спрея от ангины, потом заметила тубу с сильным снотворным, такое принимает одна из моих подруг, темные бутылочки с настойкой валерьяны, пустырника, пиона, гомеопатические таблетки «Успокойся», остальные снадобья были мне неизвестны.
Владимир вытащил темно-вишневую коробку, выудил из нее блистер, выщелкнул пару капсул, положил их на стол, взял стакан, повернулся спиной, открутил кран…
— Что это? — завизжала Лиза. — Что? Что?
Мерзкий уронил стакан в мойку, я посмотрела на Гинзбург. Елизавета тыкала пальцем в сторону хлебницы, стоявшей на подоконнике.
— Что? Что! Что! — на одной ноте кричала она.
Владимир бросился к любовнице.
— Дорогая, успокойся! Хочешь, я накапаю тебе изумительного средства? Гомеопатическое, абсолютно натуральное, я внимательно изучил все показания перед покупкой и…
— Что? Что? Что? — орала Лиза. — Там! Блестящее! Даша! Посмотри!
Я прищурилась.
— Не вижу!
— Подойди поближе, — почти нормальным голосом приказала Лиза.
Я покорно приблизилась к окну и удивилась.
— Сережка! Бриллиантовая, весьма необычная, в виде цветка! Лепестки, похоже, разноцветные бриллиантики, очень красивые, лимонные и коньячные! Ну и зрение у тебя! Прямо орлиное!
— Луч солнца на подоконник упал, — прошептала Лиза, — серьга заискрила! СВОЛОЧЬ!
Я не успела охнуть, как Елизавета, схватив со стола алюминиевую вилку, кинулась на писателя и попыталась вонзить ему в грудь столовый прибор. Ясное дело, зубцы согнулись, не нанеся Владимиру ни малейшего ущерба, но графоман посерел, схватился за шею и рухнул на табурет.
— Воды, — прошептал он.
Я кинулась было к мойке, а Лиза тем временем вцепилась в Мерзкого и стала его трясти.
— Где моя дочь? Где? Где?
Мне пришлось схватить ее за плечи и с силой рвануть на себя. Неожиданно Лиза отпустила насмерть перепуганного писателя.
— Сядь, — приказала я ей. — А ты пей, — велела я Владимиру.