— Прошу прощения, инспектор Питт. Я не имел права на такую откровенность. Конец дня, и я очень устал. Я повел себя неосмотрительно и дурно отозвался о Карфаксе. Мне не следовало бы высказывать свои мысли.
Инспектор широко улыбнулся.
— Вы же предупредили меня, что этот человек вам не нравится.
Барклай просиял и вдруг стал похож на того, каким он был восемнадцать лет назад, когда Аметист Ройс вышла замуж за его отца.
— Надеюсь, мы снова увидимся с вами, инспектор, но при более благоприятных обстоятельствах. — Вместо того чтобы звать слугу, Гамильтон протянул Питту руку, и они обменялись рукопожатием, как друзья, а не как дворянин и детектив.
Томас покинул дом, но не стал брать кэб, чтобы ехать домой, а некоторое время неторопливо шел вдоль набережной. Ночной воздух был наполнен влагой, с реки поднимался туман. Издалека, из Пула [16] , доносились звуки туманных горнов, приглушенные расстоянием и сыростью.
Мог ли Джеймс Карфакс убить своего тестя, чтобы ускорить получение наследства своей женой? Или, что еще более безобразно и тягостно, могла ли Хелен в стремлении удержать мужа убить собственного отца ради денег, которые были нужны ей, чтобы обеспечить Джеймса так высоко ценимыми им материальными благами? Чтобы сохранить его внимание и тем самым обеспечить себе возможность и дальше делать вид, будто между ними существует любовь? Едва ли женщина могла сделать это сама, но она могла нанять кого-то. Это объяснило бы и убийство сэра Локвуда Гамильтона: наемный убийца по ошибке принял его за Этериджа. А вот человек, который был с ним близко знаком, никогда не обознался бы, тем более в таком довольно освещенном месте, как Вестминстерский мост.
Завтра предстоит выяснить, что за картину продала Хелен и за какую сумму. Узнать, что стало с вырученными деньгами, будет нелегко, но сделать это надо.
Уже дома, отдыхая после долгого дня, Томас то и дело вспоминал отмеченное страданием нежное лицо Хелен и видел страх в ее глазах. На следующее утро он встал рано и под дождем отправился на доклад к Мике Драммонду.
Тем же утром Шарлотта получила первое письмо от Эмили, с парижским штемпелем. Она несколько минут разглядывала его, не открывая. Одна ее часть спешила убедиться в том, что с Эмили все в порядке и она счастлива, другая же мучилась жгучей завистью к сестре, которая веселилась, радовалась приключениям и наслаждалась новой любовью.
Шарлотта прислонила конверт к чайнику и, глядя на него, съела два тоста с конфитюром, который она научилась отлично готовить — это было ее высшим достижением в кулинарии. Наконец она не выдержала.
Письмо было датировано апрелем восемьдесят восьмого года и отправлено из Парижа. Вот что было написано там:
Дражайшая моя Шарлотта!
Даже не знаю, с чего начать, так хочется рассказать тебе обо всем. Плавание было ужасным! Ледяной ветер, на море шторм! Но когда мы добрались до суши, все изменилось. Пока мы в почтовой карете ехали в Париж, я вспоминала все то, что читала о приключениях мушкетеров и Людовике Шестнадцатом — или тогда был Семнадцатый, а? Эта изумительная идея принадлежит Джеку, и я увидела то, что раньше рисовала только в своем воображении: фермы, где продаются сыры, замечательные леса, маленькие старые деревушки, где ссорятся фермерские жены. Все это было ужасно романтично. А еще я представляла, что чувствовали дворяне во времена революции — ведь они, должно быть, ехали той же дорогой, спеша добраться до пакетботов, которым предстояло переправить их в Англию!
В Париже Джек все организовал. Наша гостиница маленькая и забавная, окна выходят на мощенную булыжником площадь. Листья на деревьях только начинают раскрываться, и по вечерам у гостиницы какой-то дядечка небольшого роста играет на аккордеоне. Мы сидим снаружи, на солнышке, за столиком с клетчатой скатертью, и пьем вино. Признаю, еще немного прохладно, но разве я могу отказаться! Джек купил мне шелковую шаль, и когда она у меня на плечах, я чувствую себя самой настоящей француженкой, очень элегантной.
Мы прошли пешком много миль, и у меня болят ноги, но погода стояла изумительная, светило солнце и дул свежий ветерок; и я наслаждалась каждой минутой. Париж так красив! Куда бы я ни пошла, я ощущаю трепет примысли, что по тем же улицам ходил некто знаменитый или интересный, великий художник с особенным и необузданным видением, или пламенный революционер, или такой романтик, как Сидни Картон [17] , который искупил все свои грехи безграничной любовью.
И, естественно, мы побывали в театре. Я почти ничего не поняла, но прочувствовала атмосферу, и это главное, — а еще, Шарлотта, музыка! По дороге домой мне ужасно хотелось петь и танцевать, только меня арестовали бы за нарушение спокойствия! Все это так замечательно, потому что Джек получает не меньшее удовольствие, чем я. Он великолепный собеседник, а еще он очень нежен и заботлив во всех отношениях. Я замечала, как другие женщины бросают на него пылкие взгляды, причем довольно завистливые!
Здесь носят изумительные платья, но, боюсь, у нас они мгновенно выйдут из моды. Представь, что придется полжизни провести у портнихи, все время переделывая их, чтобы затмить свою соседку!
Завтра утром мы уезжаем на юг, и я даже не рискую надеяться, что путешествие будет таким же великолепным. Неужели Венеция действительно такой удивительный город, как мне кажется? Жаль, что я мало знаю ее историю. Придется поискать книги и прочитать кое-что. Моя голова просто забита романами и, думаю, далекими от жизни представлениями.
Надеюсь, ты и дети в порядке, а Томасу не приходится слишком много работать. У него интересное дело? Жду, не дождусь, когда вернусь и услышу от тебя все новости. Прошу тебя, береги себя и не ввязывайся ни во что рискованное! Нет, конечно, проявляй любопытство, но только мысленно. Хотя меня с тобой рядом нет, сердцем и душой я с тобой, и мы скоро увидимся.
Люблю тебя, Эмили
Шарлотта с улыбкой на губах и слезами в глазах отложила листки. Она не допускала в свое сознание ни единой темной мысли в отношении сестры и искренне желала ей безграничного счастья, и сейчас с ликованием ощущала, как душу заполняет радость от того, что Эмили поет и танцует на улицах Парижа, тем более после тяжело пережитой ею смерти Джорджа.
Однако ее сердце продолжал грызть маленький червячок то ли обиды, то ли неудовлетворенности. Шарлотта чувствовала себя выброшенной на обочину жизни. Вот она сидит в полном одиночестве на кухне своего маленького домика, стоящего на самой обычной окраине Лондона, и ей, вероятно, предстоит провести в этих стенах остаток своей жизни. А Питт всегда будет работать допоздна, причем за меньшие деньги, чем Эмили тратит за день.
Хотя дело не в деньгах, деньги не приносят счастья, да и праздность тоже! Дело в возможности веселиться и развлекаться, ездить по красивым местам и порхать от любви. Вся прелесть такого состояния души в том, что нежность еще не превратилась в привычку и продолжает вселять сладостный трепет; что каждый день полон замечательных открытий, когда все становится в новинку и приобретает высочайшую ценность. А еще в радости от сознания того, что ты — центр чьей-то вселенной.