— Позвонить?..
Она удивленно заморгала, потом поняла смысл его вопроса.
— Да, у нас есть этот самый… телефон. Я почти им не пользуюсь. Я считаю это варварством — разговаривать с людьми, когда не видишь их лица. Предпочитаю писать письма, если нет возможности нанести визит. Но сэр Локвуд видит… видел в этом массу удобств, — поправилась она.
— Он хранил дома рабочие документы?
— Да, в библиотеке. Однако я не вижу, какая вам от них может быть польза. В них нет ничего конфиденциального. Такого муж в дом не приносил.
— Вы уверены?
— Полностью уверена. Он несколько раз сам мне так говорил. Он, знаете ли, был личным парламентским секретарем при министре внутренних дел. И знал, как хранить секреты.
В этот момент в холле раздался шум. Парадная дверь открылась и закрылась, и довольно громко зазвучали два мужских голоса, перекрывая недовольное бормотание дворецкого. В следующее мгновение дверь передней широко распахнулась, и на пороге возник один из мужчин. Его седые волосы отливали серебром в свете ламп, красивое лицо с волевым носом и соболиными бровями было мрачным и напряженным.
— Аметист, дорогая. — Он вошел, игнорируя Питта, и заключил в объятия свою сестру. — Это ужасно! Не могу передать, как я опечален. Мы, конечно, сделаем все возможное, чтобы защитить тебя. Мы должны оградить тебя от множества глупых домыслов. Возможно, нам удастся избавить тебя от доли неприятностей, если ты на время покинешь Лондон. Добро пожаловать в мой дом в Олдебурге; можешь пожить там, если пожелаешь. Там тебе никто не помешает. Сменишь обстановку, подышишь морским воздухом. — Он резко повернулся. — Джаспер, ради бога, что ты там встал? Иди сюда. Ты же захватил с собой свой чемоданчик — что у тебя там есть, чтобы успокоить ее?
— Мне ничего не надо, спасибо, — сказала леди Гамильтон и, втянув голову в плечи, отвернулась от него. — Локвуд мертв — никто из нас уже ничего не изменит. И спасибо тебе, Гарнет, но я никуда не поеду. Возможно, потом.
Наконец-то Гарнет Ройс посмотрел на Питта.
— Полагаю, вы из полиции? Я сэр Гарнет Ройс, брат леди Гамильтон. Это ваше требование — чтобы она осталась в Лондоне?
— Нет, сэр, — ровным голосом ответил Томас. — Но, думаю, леди Гамильтон была бы рада оказать нам всемерную помощь в поимке того, кто виновен в трагедии.
Гарнет окинул его холодным, бесстрастным взглядом.
— Не представляю, каким образом. Маловероятно, что ей что-то известно о том безумце, который совершил это преступление. Если мне удастся убедить ее уехать из Лондона, могу ли я быть уверенным в том, что у вас не возникнет никаких возражений? — В его голосе явственно звучало предупреждение; это был тон человека, привыкшего не только повелевать, но и чтобы его желания исполнялись.
Питт не моргнув встретил его взгляд.
— Расследуется уголовное преступление, сэр Гарнет. На настоящий момент я не имею ни малейшего представления о том, кто его совершил и какие мотивы им двигали. Но я не исключаю, что у сэра Локвуда, который был публичной фигурой, по какой-то причине появились враги, реальные или воображаемые. Было бы неразумно делать преждевременные выводы.
В комнату прошел Джаспер, более молодая и менее властная версия своего брата. У него были более темные глаза и волосы, и в его облике напрочь отсутствовало обаяние, присущее Гарнету.
— Гарнет, инспектор абсолютно прав. — Он положил руку на предплечье сестры. — Тебе лучше прилечь, дорогая. Пусть камеристка приготовит тебе из этого укрепляющее питье. — Он протянул леди Гамильтон маленький пакетик с сухими травами. — Я загляну утром.
Женщина взяла пакетик.
— Спасибо, но тебе нет надобности пренебрегать своими постоянными пациентами. Со мной все будет в порядке. Мне предстоит много дел: отдать распоряжения, известить людей, написать письма и так далее. У меня нет намерения сейчас уезжать из города. Возможно, позже — потом — я с радостью поживу в Олдебурге. Я благодарна тебе, Гарнет, за заботу, но если?.. — Она вопросительно посмотрела на Томаса.
— Инспектор Питт, мэм.
— Инспектор Питт, прошу меня извинить, но я хотела бы отдохнуть.
— Конечно. Вы позволите мне завтра утром поговорить с вашим дворецким?
— Естественно, если вы считаете это необходимым.
Она уже собралась покинуть комнату, как в холле опять послышался шум и в переднюю быстрым шагом вошел еще один мужчина — стройный, темноволосый, очень высокий и лет на десять младше самой леди Гамильтон. На его лице лежала печать шока, а в расширившихся глазах отражалось величайшее напряжение.
Аметист Гамильтон страшно побледнела, застыла как вкопанная и покачнулась. Гарнет, стоявший на шаг позади нее, расставил руки, чтобы поддержать ее. Она слабо отмахнулась от него, давая понять, что не нуждается в его помощи, но тут силы покинули ее.
Молодой человек тоже застыл, стараясь совладать с некой сильной эмоцией, которая грозила прорваться наружу. Его рот был страдальчески изогнут, во взгляде читались растерянность и смятение. Он пытался найти фразу, подобающую ситуации, но не мог.
Леди Гамильтон первой взяла себя в руки.
— Добрый вечер, Барклай, — сделав над собой усилие, произнесла она. — Не сомневаюсь, Хаггинс рассказал тебе о смерти твоего отца. Это очень любезно с твоей стороны, что ты пришел, особенно в такой поздний час. Боюсь, сейчас что-либо делать невозможно, но я благодарю тебя за то, что ты пришел.
— Примите мои соболезнования, — натянуто проговорил он. — Если понадобится моя помощь, пожалуйста, дайте мне знать. Оповещение, деловые вопросы…
— Я сам решу все вопросы, — встрял Гарнет. Либо он не догадывался, какое чувство владеет молодым человеком, либо решил игнорировать его. — Спасибо. Я буду держать тебя в курсе.
В течение одного долгого мгновения никто не двигался с места. Джаспер беспомощно смотрел на остальных, Гарнет проявлял нетерпение, Аметист едва не падала в обморок, а Барклай страдал, не зная, что сказать или сделать.
Наконец Аметист склонила голову и присела в реверансе с таким ледяным безразличием, что при иных обстоятельствах его можно было счесть явной грубостью.
— Благодарю тебя, Барклай. Ты, наверное, замерз. Хаггинс принесет бренди. Я же удалюсь — прошу меня извинить.
— Конечно, я… я… — запинаясь, проговорил молодой человек.
Леди Гамильтон выждала несколько секунд, но Барклай так и не нашел что сказать. Аметист, поддерживаемая под локоть Джаспером, в полнейшем молчании прошла мимо него и покинула переднюю. Все услышали, как ее шаги удаляются по ту сторону холла.
Гарнет повернулся к Томасу.
— Благодарю вас, инспектор, за вашу… корректность, — сказал он, тщательно подобрав последнее слово. — А сейчас, я полагаю, вас ждут неотложные дела, поэтому мы не вправе задерживать вас. Хаггинс проводит вас.