— Доброго дня, мэм, мисс Эллисон. — Резко повернувшись, он решительным шагом покинул комнату и громко хлопнул за собой дверью.
Шарлотта прикинула, не стоит ли ей сделать вид, будто ничего не произошло, но тут же отказалась от этой идеи, мысленно назвав ее нелепой. Перед приходом молодого человека они с Аметист вели оживленную дружескую беседу, между ними протянулась нить взаимопонимания, поэтому любое притворство сейчас выглядело бы бессмысленным. И его даже можно было бы счесть оскорблением — как показной уход.
Время шло, а Аметист не двигалась. Шарлотта ждала. Когда тишина стала гнетущей, она вылила остатки из чашки Аметист в полоскательницу и налила ей чаю из чайника, затем встала, подошла к ней и ласково сказала:
— Выпейте. Совершенно очевидно, что ваши отношения причиняют одни мучения. С моей стороны было бы напрасно предлагать вам свою помощь — в такой ситуации никто не в силах помочь, — но примите хотя бы мое сочувствие. У меня тоже есть родственники, наделенные несносным характером. — Она имела в виду бабушку, которая всячески донимала ее, когда Шарлотта до свадьбы жила в родительском доме. Хотя, если честно, ситуация с Барклаем Гамильтоном была несколько иной.
Аметист справилась со своими эмоциями, взяла чашку и некоторое время молча пила чай.
— Спасибо, — сказала она. — Вы очень заботливы. Извините, что заставила вас стать невольным свидетелем столь нелепой конфронтации. Я не представляла, что будет так… так неловко. — Однако продолжать она не стала и не сочла нужным что-либо объяснять.
А Шарлотта и не ждала объяснений. У нее сложилось впечатление, что Барклай Гамильтон так и не смирился с тем, что Аметист вышла замуж за его отца, и даже спустя годы не простил ее. Возможно, это было своеобразной формой ревности, а возможно, преданностью своей матери, из-за чего он не мог допустить, что кто-то еще занял ее место. Бедняжка Аметист… Призрак первой леди Гамильтон, вероятно, преследовал ее все то время, что она состояла в браке. Шарлотта вдруг ощутила в себе острую антипатию к Барклаю Гамильтону, хотя в нем не было ничего отталкивающего; возможно даже, что в другой ситуации она сочла бы его общество приятным.
Она собралась взять еще одно пирожное, когда горничная снова открыла дверь и сообщила о приходе сэра Гарнета Ройса. Он вошел в комнату вслед за ней, поэтому Аметист уже не могла отказаться принимать его. По его уверенным манерам было ясно, что он не сомневается в том, что его всегда примут в этом доме. Его брови вопросительно изогнулись, когда он увидел Шарлотту, однако ее присутствие ни в малейшей мере не смутило его.
— Добрый день, Аметист, добрый день!
— Мисс Шарлотта Эллисон, — поспешила представить гостью Аметист. — Она была настолько любезна, что решила лично выразить свои соболезнования.
— Очень великодушно, — коротко кивнул Гарнет. — Очень. — После этих слов он отбросил правила приличия и забыл о Шарлотте, как забывают о дворецком или о гувернантке. — Итак, Аметист, я закончил с организацией панихиды. Я составил список тех, кого было бы полезно пригласить, и тех, кто обидится, если их не пригласят. Можешь, конечно, просмотреть его, но я уверен, что ты согласишься. — Он даже не двинул рукой, чтобы вытащить список из кармана. — Я также определил порядок молитв и выбрал гимны. Я попросил каноника Барриджа провести службу. Уверен, он самый подходящий из всех.
— А для меня какие-нибудь дела остались? — В голосе Аметист слышалась легкая обида, однако подобный тон можно было вполне списать на печальные обстоятельства. Шарлотта знала: она бы возмутилась, если бы ее полностью отстранили от всех дел; однако она объясняла такое свое отношение тем, что привыкла к независимости за годы брака и скатилась далеко вниз по социальной лестнице. Гарнет Ройс делал то, что считал лучшим для своей сестры, — его лицо говорило о решимости, практичности и рвении, — а Аметист не возражала против этого, хотя на мгновение ее лицо и омрачилось, и она коротко вздохнула, как будто собиралась что-то сказать, но потом передумала.
— Спасибо, — тихо произнесла она.
Гарнет подошел к столу и увидел оставленные Барклаем Гамильтоном документы.
— А это что такое? — Он взял их и стал листать. — Купчие на недвижимость?
— Их принес Барклай, — пояснила Аметист, и снова на ее лице промелькнул гнев, смешанный с мукой.
— Я взгляну на них, так что не утруждай себя. — Он собрался спрятать документы в карман.
— Я была бы тебе признательна, если бы ты оставил их там, где они лежат! — резко произнесла Аметист. — Я вполне компетентна, чтобы самой просмотреть их!
Гарнет усмехнулся.
— Дорогая моя, ты же в этом не разбираешься.
— А я разберусь. Сейчас, кажется, самое подходящее время, — парировала она.
— Чепуха! — все еще добродушно, но уже категорично заявил Гарнет. — Ты же не хочешь забивать себе голову непонятными деталями и тем более новыми понятиями. Законодательство слишком сложно и трудно, чтобы в нем могла разобраться женщина. У тебя есть я, деловой человек, так что позволь мне убедиться, что все в порядке, хотя я уверен в этом и так — Локвуд был очень добросовестен в таких делах, — а потом я сам тебе объясню, что все значит, что ты имеешь, и посоветую, какие шаги предпринять дальше, если таковые понадобятся. Сомневаюсь, что здесь придется много менять. Ты должна устроить себе отдых, уехать от трагедии, успокоить свой разум и душу. Это будет полезно для тебя во всех отношениях. Поверь мне, дорогая моя, я все еще хорошо помню, как переживал собственную утрату. — Его лицо омрачилось воспоминанием, однако Аметист не выразила ему никакого сочувствия. Вероятно, утрата была давней, или давнюю скорбь вытеснили ее нынешние страдания. — Проведи несколько недель в Олдебурге. — Гарнет снова посмотрел на нее, печаль на его лице уже успела смениться заботливым выражением. — Погуляй у моря, подыши свежим воздухом, пообщайся с приятными людьми, погрузись в деревенскую жизнь. Уезжай из Лондона и не возвращайся, пока все это не закончится.
Аметист отвернулась от него и устремила взгляд на верхнюю часть окна, не закрытую жалюзи.
— Сомневаюсь, что мне этого хочется.
— И все же я тебе настоятельно советую, дорогая, — ласково произнес Гарнет, пряча бумаги в карман. — После всего, что случилось, тебе нужно полностью сменить обстановку. Уверен, Джаспер скажет тебе то же самое.
— Я тоже уверена в этом! — воскликнула Аметист. — Он всегда с тобой соглашается! Но это не делает его правым. В настоящий момент я не желаю никуда уезжать, и не надо на меня давить!
Гарнет сокрушенно покачал головой.
— Аметист, ты очень упряма. Я бы даже сказал, своенравна, а это крайне неприятное качество для женщины. Ты всячески мешаешь мне делать то, что лучше для тебя.
Своей слепой заботой, своим стремлением оберегать и при этом полнейшим непониманием того, что именно лежит в основе чьих-то эмоций, категорическим неприятием даже мысли о том, что другой человек может думать или мечтать о чем-то, что не имеет отношения к повседневным заботам, — всем этим Ройс напоминал Шарлотте ее отца.