Через пять минут Шарлотта уже сидела в карете, и лошади, глухо стуча копытами, медленно тянули экипаж через густой туман. Вот закончилась Бетлиэм-роуд, и вскоре карета повернула на Вестминстерский мост. Шарлотта размышляла. Она потерпела неудачу. Она всего лишь ненадолго пошатнула его самоуверенность, и это длилось несколько мгновений, пока в его сознании властвовала мысль, что он виноват в чудовищной тирании. Однако Ройс тут же нашел себе оправдания, и все вернулось на свои места. Он убедился в своей неуязвимости и снова стал властным, уверенным. Надо же, а она так боялась! Зря — он без особых эмоций избавился от нее, испытывая к ней только отвращение. И даже не попросил вернуть ему письма!
Карета ехала по мосту — Шарлотта поняла это по тому, как изменился стук подков. Экипаж то и дело подергивался, и она догадалась, что лошади оскальзываются на мокрой брусчатке.
А почему они остановились?
Раздался стук, и Форбс открыл дверцу.
— Мэм, там один джентльмен хочет поговорить с вами.
— Джентльмен?
— Да. Он говорит, что это конфиденциально, и просит вас выйти ненадолго, потому что так будет пристойнее, чем если он сядет к вам.
— Кто он?
— Не знаю, мэм. Я его не признал, если по правде, в такую ночь я бы не узнал и собственного брата. Но я буду рядом с вами, мэм, в нескольких ярдах. Он просил передать, что дело касается внесения в парламент нового законопроекта о свободе совести.
Свобода совести? Неужели хоть что-то из сказанного ею дошло до сердца Гарнета Ройса?
Опираясь на руку Форбса, Шарлотта вылезла из кареты и увидела в нескольких футах от себя темный силуэт. Это был Гарнет Ройс, кутающийся в пальто от холода. Вероятно, он изменил свое мнение после ее отъезда и поспешил за ее каретой, ведь они ехали со скоростью пешехода.
— Простите, — сразу заговорил он. — Я понимаю, что неправильно оценил вас. Ваши мотивы не были эгоистичными, как я предположил вначале. Если вы уделите мне минутку своего времени… — Он отошел от кареты, чтобы его не могли слышать Форбс и кучер.
Шарлотта не увидела в этом желании ничего необычного и последовала за ним. Вопрос-то был крайне деликатным.
— Должен признаться, я слишком сильно ревновал. Я обращался с Наоми как с ребенком. Вы правы. Взрослая женщина, замужняя или одинокая, должна иметь свободу вероисповедания и придерживаться того вероучения, которое считает правильным.
— Вы упомянули о каком-то законопроекте. — Неужели из этой истории может получиться нечто полезное? — Такой закон действительно может быть принят?
— Не знаю, — ответил Ройс так тихо, что Шарлотте пришлось придвинуться к нему, чтобы расслышать. — Но я твердо намерен выяснить, что можно сделать для его принятия, и внести такой законопроект. Если вы расскажете мне, что именно, по вашему мнению, послужит во благо всех женщин и одновременно обеспечит порядок, а также защитит слабых и невежественных от эксплуатации. Это непросто.
Шарлотта задумалась, лихорадочно пытаясь придумать разумный ответ. Закон? Она никогда не рассматривала эту тему с точки зрения законодательства. Однако Ройс говорил совершенно серьезно, взгляд его серебристо-голубых глаз оставался строгим.
Шарлотта оглянулась и обнаружила, что с трудом может разглядеть в тумане очертания кареты. Снова посмотрев на Ройса, она увидела, что выражение его лица резко изменилось: в глазах появился странный, почти безумный блеск, губы, раздвинувшись в оскале, обнажили зубы. Быстрым движением выбросив руку в перчатке, он зажал ей рот и потащил ее к парапету. Еще мгновение, и он сбросит ее вниз, и ее поглотит черная вода реки!
Шарлотта сопротивлялась изо всех сил, но все было тщетно. Она попыталась укусить его, но только разодрала себе губы. Перила впились ей в спину. Ройсу не составит труда перевалить ее через парапет. Она рухнет вниз, ледяная вода сомкнется над ней и заполнит легкие, а потом наступит темнота. В такую холодную ночь, как сегодня, никто не смог бы долго продержаться в воде.
Ей удалось высвободить одну руку, и она ткнула растопыренными пальцами ему в глаза. Его вопль боли приглушил туман. Гарнет замахнулся и нанес ей удар в лицо, но промахнулся, так как в последнее мгновение его ноги заскользили по мокрой брусчатке. Он по инерции повалился вперед, на секунду завис, балансируя на парапете и размахивая руками, а затем, как раненая птица, полетел вниз, в похожую на бездонную пропасть черную воду. В плотном тумане Шарлотта не услышала даже всплеска — река приняла Ройса в полнейшей тишине.
Она встала, опираясь на парапет. Ее тошнило от страха, ноги были ватными, все тело сотрясал сильнейший озноб. Она была так слаба, что едва держалась на ногах.
— Мэм!
Шарлотта сделала над собой усилие и выпрямилась.
— Мэм! Вы в порядке?
Это был Форбс. Он шел к ней в тумане, и она увидела его, только когда он оказался в двух шагах.
— Да. — Она не узнала собственный голос — настолько слабо он прозвучал.
— Точно, мэм? У вас вид… неважный. Тот джентльмен, он обидел вас? Если так…
— Нет! — Шарлотта с трудом сглотнула стоявший в горле комок. Она боялась сделать шаг, так как опасалась, что не удержится на ногах и упадет. Как же ей объяснить, что произошло? А вдруг они подумают, что это она столкнула его, убила? Кто ей поверит? Ведь все могут решить, что она шантажировала его, а потом столкнула с моста, когда он пригрозил заявить на нее в полицию.
— Мэм, надеюсь, вы простите меня, но я считаю, что вам следует сесть в карету и позволить мне отвезти вас к леди Камминг-Гульд.
— Нет-нет, спасибо, Форбс. Лучше отвези меня в полицейский участок на Боу-стрит. Мне нужно сообщить о… о важном происшествии.
— Да, мэм, как пожелаете.
Шарлотта тяжело оперлась на его руку, нетвердым шагом доковыляла до кареты и почти рухнула на диван. Всю дорогу до Боу-стрит ее страшно трясло.
Форбс помог ей выйти. Он видел, что с ней что-то не так, и искренне беспокоился за нее, поэтому проводил ее в участок Они вместе прошли мимо дежурного сержанта и поднялись в кабинет Мики Драммонда. Тот с тревогой посмотрел сначала на Шарлотту, потом на Форбса.
— Быстро привези сюда инспектора Питта! — приказал он. — Немедленно, парень!
Форбс развернулся, выбежал из кабинета и понесся вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
— Садитесь, миссис Питт. — У Шарлотты подкашивались ноги, и Драммонду пришлось чуть ли не нести ее до своего кресла. — А теперь рассказывайте, что произошло. Вам плохо?
Больше всего на свете Шарлотте хотелось оказаться в объятиях Питта, выплакать свои страхи у него на плече и заснуть, однако она понимала, что первым делом нужно все объяснить, причем до приезда Питта. Ведь это ее вина, а не его, и она должна сделать все возможное, чтобы на него не пало ни малейшей ответственности.