— Знаешь, задолго до того, как она познакомилась с тобой, у нее был неудачный роман. С каким-то проходимцем.
— Продолжай.
— Кажется, в аспирантуре. Она как-то раз приехала с ним из института на выходные. Блондин, лицо приятное, глаза голубые, высокий, спортивный. Все время носил светлые брюки и джемпера. Из старинного рода, вырос на Манхэттене, летний домик на Фишерс-Айленд. Говорил, что собирается стать инвестиционным банкиром… Полагаю, типаж ясен.
— А звали его как?
Долгая пауза.
— Черт. Не помню.
— Почему они расстались?
— Да были какие-то проблемы сексуального характера. Хелен об этом особо не распространялась… то ли извращенец, то ли садист.
— И что?
— Она его бросила. Он потом ей надоедал, звонил, письмами забрасывал… Впрочем, маниакального в этом ничего не прослеживалось. Ну а потом и забылось все. — Эстерхази махнул рукой. — Это произошло за шесть лет до того, как вы познакомились, и за девять до ее смерти. Вряд ли тут есть какая-то связь.
— Имени так и не вспомнишь?
Эстерхази потер виски.
— Фрэнк… Звали его Фрэнк. А фамилия… нет, наверное, я вообще фамилии не знал.
Воцарилось долгое молчание.
— Что-нибудь еще?
Эстерхази покачал головой.
— Не могу поверить, что кто-то намеренно причинил зло Хелен.
Пендергаст кивнул в сторону висевшей на стене гравюры, изображавшей ночь и белую сову на дереве.
— Одюбон?
— Да. Только, боюсь, репродукция. — Эстерхази посмотрел на гравюру. — Странно, что ты обратил внимание.
— Почему?
— Она висела в детской у Хелен. Сестра говорила, что, когда болеет, смотрит на нее по несколько часов подряд. Одюбона она обожала. Да ты наверняка это сам знаешь, — быстро добавил он. — Вот я и повесил на память.
На лице Пендергаста мелькнуло мимолетное удивление, и он спросил:
— А что ты можешь рассказать о жизни Хелен перед тем, как мы с ней познакомились?
— Для сестры не существовало ничего, кроме работы… Впрочем, одно время Хелен увлекалась альпинизмом. Каждые выходные отправлялась полазить.
— Куда?
— В горы Шаванганк. Она жила тогда в Нью-Йорке и много ездила. Отчасти по делам «ВНК» — в Бурунди, Индию, Эфиопию. А отчасти просто ради приключений. Помню, однажды я наткнулся на нее, когда она — лет пятнадцать или шестнадцать назад — в отчаянной спешке собиралась не куда-нибудь, а в Нью-Мадрид.
— Нью-Мадрид?
— Нью-Мадрид, штат Миссури. Зачем едет — не рассказывала; мол, я буду смеяться, если узнаю. Ты же помнишь, Алоиз, временами она никого не посвящала в свои тайны.
Д’Агоста украдкой взглянул на Пендергаста: похоже, Хелен обогнала мужа в скрытности и нежелании делиться своими мыслями.
— Жаль, что больше ничем не могу помочь. Если вдруг вспомню фамилию того парня, сообщу тебе.
Пендергаст поднялся.
— Спасибо, Джадсон. Прости, что огорошил правдой. К сожалению, у меня не было времени тебя подготовить.
— Я понимаю.
Доктор проводил их через коридор в переднюю.
— Постой, — начал он и осекся. Маска сдерживаемого гнева спала, на красивом лице отразилась сумятица чувств: неукротимая ярость, страдание, опустошение. — Помнишь, что я сказал? Я тоже хочу… я должен…
— Джадсон, — быстро заговорил Пендергаст, беря его за руку. — Послушай, я понимаю твое горе и гнев, но… В общем, этим делом займусь я.
Джадсон нахмурился, потом яростно дернул головой.
— Я тебя знаю, — мягко, но настойчиво продолжал Пендергаст. — И должен предупредить: не бери правосудие в свои руки. Прошу тебя.
Эстерхази перевел дух и ничего не ответил. Наконец Пендергаст коротко кивнул и вышел в ночь.
Закрыв за гостями дверь, Эстерхази минут пять простоял в темной передней, все еще тяжело дыша. Затем, оправившись от потрясения и гнева, он быстро отправился к себе в кабинет, подошел к оружейному шкафу, отпер его со второй попытки, от волнения уронив ключ. Коснулся начищенных до блеска винтовок и дрожащими руками снял со стойки «Холланд и холланд ройал делюкс» с выполненным на заказ оптическим прицелом «Леопольд» серии VX–III. Внимательно оглядев винтовку, он поставил ее на место и тщательно запер шкаф.
Пусть Пендергаст сколько угодно вещает о силе закона, но пора Джадсону и самому во всем разобраться, потому что лучший способ достичь результатов — это провести расследование самостоятельно.
Новый Орлеан
Пендергаст подогнал «Роллс-ройс» к частной парковке на Дофин-стрит, ярко освещенной натриевыми лампами. Охранник с оттопыренными ушами и помятой физиономией закрыл ворота и протянул Пендергасту талон, который тот засунул за солнцезащитный щиток.
— Налево и в самый конец, место тридцать девять, — проревел охранник с сильным местным акцентом, пуча глаза на «роллс-ройс». — Или ладно, ставьте на тридцать второе — там просторнее. За повреждения мы ответственности не несем. Можете, если хотите, поставить у Лассаля на Тулуз-стрит, там у них крытый гараж.
— Благодарю, я предпочитаю здесь.
— Как угодно.
Пендергаст провел автомобиль по тесной стоянке и поставил на указанное место. И он, и д’Агоста вышли. Парковка находилась как бы в замкнутом пространстве: со всех сторон ее окружало пестрое сборище старых домов.
Стояла теплая зимняя ночь; несмотря на поздний час, по тротуарам бродили юноши и девушки, прихлебывали пиво из пластиковых стаканов, смеялись, переговаривались, галдели. С улиц доносился приглушенный гул: смесь возгласов, криков, автомобильных гудков, джазовой музыки.
— Обычная ночь во Французском квартале, — сказал Пендергаст, прислонившись к машине. — Через квартал находится Бурбон-стрит — именно там сильнее всего проявляется моральное разложение местных жителей. — Он глубоко вдохнул ночной воздух, и на бледном лице появилась странная полуулыбка.
— Так мы идем? — не выдержал д’Агоста.
— Минутку, Винсент. — Пендергаст закрыл глаза и снова медленно вдохнул, словно пробуя воздух этого места.
Д’Агоста ждал; он напомнил себе, что странности его друга, его непонятные перепады в настроении потребуют терпения — и немалого. Однако дорога из Саванны была долгой и изматывающей — Пендергаст, судя по всему, держал тут такой же «роллс-ройс», как и в Нью-Йорке, — и лейтенант страшно проголодался. К тому же он давно мечтал выпить пива, а бредущие мимо бездельники с запотевшими стаканами не прибавляли хорошего настроения.
Прошла минута. Д’Агоста прокашлялся. Пендергаст открыл глаза.