— Почему Хелен скрывала все от меня?

Д’Агоста пожал плечами:

— Стеснялась того, как вы познакомились, стеснялась своей маленькой невинной лжи.

— Маленькой невинной лжи? Не верю. Она таилась от меня по куда более серьезной причине. — Пендергаст опять уселся в кресло и вперил взор в картину. — Прикройте ее.

Д’Агоста набросил на картину покрывало. Он уже начинал беспокоиться. Агент казался ему не совсем нормальным.

Пендергаст прикрыл глаза. В библиотеке стояла тишина, нарушаемая тиканьем старинных высоких часов с маятником.

Д’Агоста тоже присел. Иногда Пендергасту нужно дать побыть Пендергастом.

Глаза агента медленно открылись.

— С самого начала мы смотрели на этот вопрос под неверным углом.

— Как так?

— Мы полагали, что Хелен интересовалась художником Одюбоном.

— Ну? А кем же?

— Она интересовалась пациентом Одюбоном.

— Пациентом?

— Вот именно. Это же была ее страсть — медицинские исследования.

— Тогда зачем искать картину?

— Затем, что он написал ее сразу после выздоровления. Она хотела проверить свою теорию.

— Какую теорию?

— Мой дорогой Винсент, известно ли нам, от какой болезни страдал Одюбон?

— Нет.

— Именно. А его болезнь — ключ ко всему! Хелен хотела узнать о самой болезни. О том, как она изменила Одюбона. Ведь именно болезнь, видимо, и сделала гения из весьма посредственного художника. Она знала, что он отчего-то изменился — и потому побывала в Нью-Мадриде, где он пережил землетрясение. Хелен повсюду искала то, что его изменило. И как только она узнала о его болезни, тут-то ее поиски и кончились. Ей нужно было посмотреть на картину и подтвердить свою теорию: болезнь Одюбона каким-то образом изменила его сознание. Она чудесным образом подействовала на его психику.

— Как-то я не врубаюсь.

Пендергаст вскочил.

— И именно потому она скрывала все от меня! Потому что это могло стать важнейшим, ценнейшим открытием в медицинской науке. И наши с ней отношения здесь ни при чем. — В порыве чувств он схватил д’Агосту за руки. — Я так и топтался бы на месте, если бы не ваша, дорогой Винсент, гениальная догадка!

— Ну, это уж вы чересчур…

Отпустив лейтенанта, Пендергаст быстро направился к дверям библиотеки.

— Пойдемте, времени у нас мало.

— А куда мы? — спросил д’Агоста, поспевая за ним. Все еще в недоумении, он пытался проследить ход мыслей своего коллеги.

— Подтвердить ваши подозрения — и узнать в конце концов, что все это значит.

41

Стрелок — он лежал в негустой тени — изменил позу, отпил воды из солдатской фляжки. Потер по очереди виски надетым на запястье напульсником. Двигался он медленно, методично, полностью погруженный в лабиринт растительности.

Впрочем, предосторожности были излишни: объект его никак не сможет увидеть. Однако годы охоты на другую добычу — четвероногую, самую разную, очень осторожную и сверхъестественно чуткую — приучили его к осмотрительности.

Укрытие нашлось отличное: густой дубовый валежник затянутый, словно пеной, густым испанским мхом; лишь кое-где виднелись небольшие прорехи, в одну из которых стрелок и высунул ствол своего «ремингтона». Отличным оно было потому, что было естественным — в местных лесах и болотах ураган «Катрина» оставил множество подобных следов, и на них никто не обращал внимания.

На это стрелок и рассчитывал.

Дуло «Ремингтона» торчало не больше чем на дюйм. Сам стрелок полностью находился в тени, стволы прикрыл специальным черным неотражающим полимером — а вот объект будет освещен утренним солнцем. Оружия не увидят даже во время выстрела: для этого на дуле установлен пламегаситель.

Свою машину — полноприводный «Ниссан» — стрелок завел в заросли и лежал на площадке, опустив задний борт.

Машина стояла на старой лесовозной дороге, ведущей на восток. Если его кто-то увидит и пустится в погоню, ему хватит тридцати секунд, чтоб добраться до кабины, завести двигатель и рвануть по дороге. Две мили — и он на автостраде, в безопасности.

Сколько придется ждать, снайпер не знал — может, десять минут, а может десять часов, — да и не важно. У него есть стимул, какого никогда раньше не было. Впрочем, нет. Один раз был.

Утро выдалось туманное, росистое, воздух в темном укрытии казался душным и мертвым. Тем лучше. Стрелок опять потер виски. Кругом монотонно гудели насекомые. Суетливо попискивали и шуршали полевки. Должно быть, у них рядом гнездо. В последнее время чертова мелкота расплодилась по всем болотам — прожорливые, как лабораторные кролики, и людей почти не боятся.

Стрелок опять отпил воды, еще раз осмотрел оружие. Двунога была тщательно установлена и закреплена. Открыл затвор, проверил, хорошо ли вставлены патроны — калибра.308, — и закрыл. Как большинство истинных снайперов, он предпочитал винтовки со скользящим затвором — за их точность и устойчивость. Во внутреннем магазине имелось на всякий случай еще три патрона, но благодаря снайперскому стрелковому комплексу достаточно будет одного выстрела, а остальные он даже не собирался использовать.

Важнее всего тут был оптический прицел «Леопольд Марк 4 М1». Стрелок посмотрел в него, подержал крест визира на двери плантаторского дома, затем на дорожке, потом на «Роллс-ройсе».

Семьсот или семьсот пятьдесят ярдов. Один выстрел — одно попадание.

Глядя на автомобиль, снайпер почувствовал, что сердце забилось чуть быстрее. Он еще раз прокрутил в голове свой план: подождать, пока объект сядет за руль и заведет двигатель; автомобиль двинется по закругленной дорожке, и перед поворотом на выезд слегка притормозит — тогда и стрелять.

Снайпер лежал абсолютно неподвижно, стараясь замедлить биение сердца. Нельзя волноваться, нельзя, чтобы его отвлекали разные чувства — нетерпение, злость, страх. Только спокойствие. Оно выручило его раньше, в вельде, в высокой траве, в положении, куда более опасном, чем теперешнее. Глазами он приник к прицелу; палец лег на предохранитель. Стрелок опять напомнил себе, что это — просто задание. Нужно смотреть на все именно так. Сделать последнее дело — и кончено, и теперь уже навсегда.

Словно в награду за его выдержку, дверь открылась, и вышел человек. Снайпер затаил дыхание. То был не объект, а другой — коп. Палец медленно, очень медленно — казалось, он и не двигался — переместился с предохранителя к спуску, такому легкому, что достаточно прикосновения. Приземистый коп постоял на широком крыльце, осторожно огляделся. Снайпер не волновался: укрытие у него надежное.

Из темного дома вышел объект, и оба спустились с крыльца на гравийную дорожку. Снайпер смотрел на них в прицел, держа перекрестие на голове объекта. Он не хотел выстрелить раньше времени; у него отличный план, нужно его придерживаться. Те двое шагали быстро — видно, куда-то спешили.