— Да, сэр?
— А ведь есть еще один вариант. Вы ведь его не исключали?
Последовало долгое молчание.
— Он, может, и несет всякую заумь, — прошептал Маркинс, — но парень он стоящий.
Дверь скрипнула, и Аллейн остался один. Вскоре он уже спал.
Поставив свой внутренний будильник на пять часов утра, Аллейн проснулся именно в это время. В доме уже чувствовалось движение. Где-то за окном прокукарекал петух, и его голос эхом раскатился в темноте. Из-за угла дома появился человек и громко затопал по дорожке мимо террасы. Он нес жестяное ведро, позвякивающее в такт его шагам, и громко насвистывал. Со стороны бараков, где жили работники, послышался дружный лай овчарок, звучавший по-особому звонко в холодном предрассветном воздухе. Потом раздался звук топора, отрывистый разговор, и сразу же потянуло приятным душистым дымком. За окном, в истончающейся темноте, забрезжило слабое обещание света, и вскоре на фоне неба появился розоватый горный пик, сияющий первозданной чистотой. Это встречал зарю Пронзающий Облака.
Когда Аллейн, умывшись и побрившись при свече, возвратился в свою комнату, за окном уже появились силуэты деревьев, над болотами стелился туман, и белела уходящая к горам дорога. Внизу под окнами желтел сухостоем замерзший сад. Когда он оделся, небо над горами посветлело и восходящее солнце четко высветило их контуры.
Завтракать начали при керосиновой лампе, но вскоре она стала излишней. Уже полностью рассвело. Обстановка в доме была совсем иной, чем вчера. Все готовились к началу трудового дня. Дуглас и Фабиан облачились в рабочую одежду: мешковатые фланелевые брюки, темные рубашки, выцветшие свитера, старые твидовые пиджаки и грубые ботинки. На Урсуле была свободная толстовка. Теренс Линн, как всегда, подтянутая, появилась в тиковом жакете, шерстяных чулках и бриджах — чисто английский стиль. Она единственная из всей четверки была одета соответственно своему занятию. Во главе стола сидела миссис Эйсворти, разбавляя деловую озабоченность игривыми шутками.
Дуглас закончил завтрак первым и, перебросившись парой слов с Фабианом, вышел из столовой и бодро прошагал под ее окном. Некоторое время спустя он появился в загоне для баранов, уже с собакой. Пять баранов-мериносов, стоявших в дальнем конце загона, уставились на него, высоко задрав головы. Дуглас открыл ворота и стал ждать. Через минуту бараны не торопясь подошли к нему. Дуглас выгнал их наружу, и эта впечатляющая группа растворилась вдали.
— Когда вы закончите, мы можем пойти в стригальню, — предложил Фабиан.
— Если вам что-то нужно… — начала миссис Эйсворти. — Я хочу сказать, мы все готовы вам помочь… Это так ужасно… столько допросов. Можно подумать… Но сейчас, конечно, другое дело. — И она горестно удалилась.
— Наша Эйси сегодня чуточку не в себе, — сказала Урсула. — Если вам понадобится наша помощь, вы только скажите.
Поблагодарив, Аллейн заверил ее, что пока ничего не требуется, после чего они с Фабианом покинули столовую.
Солнце еще не добралось до Маунт-Мун. Было холодно, под ногами похрустывала замерзшая земля. Со стороны двора доносился шум, столь характерный для этих мест, где вся жизнь сосредоточена вокруг овец. Фабиан вел гостя по левой аллее, обсаженной стрижеными тополями, уже тронутыми багрянцем. Свернув на лавандовую дорожку, они вскоре миновали калитку и долго брели вдоль замерзшего ручейка, пока не вышли на тропу, поднимающуюся на холм, где стояли сарай, служивший стригальней, и барак работников.
Шум все усиливался. Из общего монотонного гула стало выделяться блеяние, настойчивое и чем-то похожее на человеческий крик. Перед глазами возник сарай под оцинкованной крышей с примыкающей цепью сортировочных загонов, за которыми находился общий загон, так плотно набитый овцами, что казалось — это волнуется большое грязноватое озеро. Мужчины с собаками загоняли овец в загоны. Мужчины кричали, собаки отчаянно и беспорядочно лаяли. Непрерывный поток овец тек через цепочку загонов, каждый из которых был меньше предыдущего. Потом овцы попадали в узкий проход, по которому их гнали к откатным воротам, где стоял низенький, похожий на мартышку человек. Он двигал ворота, распределяя овец по нескольким стойлам. Ему помогал парнишка, который бегал вдоль жердей, махая шляпой и что-то выкрикивая фальцетом. Овцы, подгоняемые собаками, послушно устремлялись в открывавшиеся проемы. В холодном воздухе стоял кислый запах жирной шерсти.
— Это Томми Джонс, — объяснил Фабиан, кивком головы указывая на мужчину, стоящего у ворот. — А этот парень и есть молодой Клифф.
«Симпатичный парнишка», — подумал Аллейн.
Худощавое лицо под копной темно-русых волос поражало тонкостью чуть резковатых черт. Рот был упрямо сжат. По-юношески угловатая фигура, руки с длинными нервными пальцами. Серый свитер и грязные фланелевые брюки делали его похожим на школьника. Увидев Фабиана, он криво усмехнулся и, немного рисуясь, с гиканьем понесся навстречу овцам, которые текли непрерывным потоком, сбиваясь у ворот в кучу и налезая друг на друга.
Теперь, подойдя ближе, Аллейн стал различать в общем гвалте его отдельные составляющие — жалобное блеяние овец, цокот копыт по промерзлой земле, тяжелое дыхание и хрип, так похожие на человеческие, лай собак и крики людей, гул мотора в сарае, глухие удары и стук.
— Минут через десять у них будет перекур, — сообщил Фабиан. — А сейчас давайте сходим в сарай.
— Не возражаю.
Когда они проходили мимо Томаса Джонса, тот даже не поднял глаз. Ворота скользили между износившимися столбами, пропуская овец внутрь.
— Он считает, — объяснил Фабиан.
В сарае было сумрачно и нестерпимо несло овцами. Свет выхватывал из темноты только стригалей. Он проникал в помещение сквозь проем с отдернутой мешковиной и дыры в стенах, через которые выталкивали остриженных овец. Аллейн различал лишь высвеченные силуэты стригалей и призрачные ореолы вокруг заросших шерстью овец. Эта эффектная подсветка приковывала все внимание к помосту для стрижки. Остальная часть сарая поначалу тонула во мгле, но затем появились сортировочный стол, тюки с шерстью и стойла с ожидающими стрижки овцами. Теперь перед глазами Аллейна была общая картина происходящего.
Сначала он следил только за стригалями. Они выхватывали овец из стойл за задние ноги, обращаясь с ними настолько ловко, что те теряли способность сопротивляться и, смешно присев, сладострастно замирали у ног стригалей или давали зажать свою шею между их коленями, в то время как механические лезвия на длинных складных кронштейнах лишали их шерсти.
— Это и есть стрижка? — спросил Аллейн.
— Да. Похоже на раздевание, вы не находите?
Аллейн смотрел, как грязная шерсть волной откатывается от ножей, обнажая свою белую изнанку, после чего полураздетых овец бесцеремонно выталкивали наружу. Двое неразговорчивых парней сгребали срезанную шерсть и бросали ее на стол сортировщика. Разобрав руно, он бросал его в корзины, которые относили к прессу.