Еще через километр потянулся лес. На длинном штабеле новых досок полыхали крошечные алые точки. Два человека – должно быть сторожа – сидели на досках и смотрели на поезд. И такой неторопливостью, таким спокойствием веяло от их неподвижных фигур, от лениво вспыхивающих сигарет, что Бэтла испытала короткое замирание духа. К чему спешка? К чему беготня?
На ярко освещенном переезде за шлагбаумом выстроилась цепочка машин. Нетерпеливая Таамаг стала дергать Бэтлу за ногу. Ей зачем-то срочно понадобился стол.
Бэтла недовольно слезла и стала требовать у оруженосца лимон. В горле чесалось, в ноздрях тоже царила какая-то неприятная задумчивость. Валькирия сонного копья ощущала первые признаки приближающейся простуды.
* * *
Хронический опоздун отличается от просто опоздуна тем, что не понимает, когда опаздывать можно, а когда нельзя. Как ни печально это признавать, но курьер света Корнелий относился к числу опоздунов хронических и неисправимых. Такие только на свои похороны успевают вовремя и, без сомнения, всякий раз до крайности удивляются этому факту.
«Вот! – говорят они тогда всем своим гробовым видом. – Успел, наконец! То-то же!»
Пока ждали Корнелия, Чимоданов выпендрился: купил тульский пряник и съел его, ни с кем не поделившись.
– Ты больной! Их едят только в поезде и только около Тулы! Во всех других местах уже не то! – попеняла ему Улита.
Чимоданов, засыпанный крошками от пряника, выслушал ее невнимательно. Он уже дергал торчавший из стены вокзала здоровенный, толще руки, болт с такой же громадной, закрашенной гайкой на нем. Ему вдруг пришло в голову, что все здание Казанского вокзала удерживается этим болтом и, если раскрутить его, можно добиться интересного результата. Увы, болт не поддался, и Петруччо приуныл.
С Чимодановым было все просто. Беспокойство ручек опережало у него работу мысли. Максимум, что успевала мысль, – удивиться тому, что натворили ручки. Собираясь в поход, он привычно обнюхал под мышками две майки, проверяя, которая из них чище. С точным ответом затруднился и облачился в ту из двух, на которой было меньше дыр от дроби. Стрелять по своей одежде было его маленьким хобби. Затем закинул в рюкзак алюминиевую кружку, нож в ножнах, шерстяные носки и компас, изредка действительно показывающий на север.
Петруччо, Ната и Мошкин напросились в поход в ту минуту, когда Эссиорх был слишком занят, чтобы сказать твердое «нет», а Дафна со своей обычной жертвенностью занималась делами Мефодия. Байдарку они нашли себе сами. Это была трешка «Вуокса» в чехле защитного цвета, новая до возмутительности.
– Ну что? Все наши в сборе. Только Арея не хватает для полного счастья! – насмешливо сказала Улита.
Мозговая деятельность ведьмы была подчинена универсальному правилу: когда Улита стояла на одном месте и никуда не шла – ее язык работал. Чем дольше стояла – тем быстрее работал.
– Улита! – предупреждающе произнес Эссиорх, касаясь пальцем губ.
Ведьма мнительно огляделась.
– Ой! Прошу прощения! Где тут выдают типуны на язык? Зарезервируйте мне, пожалуйста, парочку! – спохватилась она.
Улита вспомнила, что ее бывший – а может, и не бывший! – шеф вечно сваливается на голову, когда некстати произнесешь его имя. Но нет, Арей не появился, и Улита успокоилась. Пронесло.
– Секретарша – это от слова «секрет». Ты знаешь хоть один секрет Арея? – стала дразнить ее Ната.
Улита поежилась. Желания умереть прямо здесь и сейчас у нее не было.
– Где мне? Я и своих-то секретов не запоминаю, – отвечала она, теряясь взглядом в вокзальной толкотне.
– А вообще как-то бледненько тут представлен мрак! Не считая меня и нескольких других неудачников, тема абсолютно не раскрыта, – ляпнула она.
Даф подумала, что Улите стоило бы приглядеться внимательнее. Несколько раз в пестрой толпе мелькали любознательные рыльца пасущихся на трех вокзалах комиссионеров, но их почти сразу снимали маголодиями снайперы из прикрывавших отъезд златокрылых. Свет заботился о том, чтобы тайна сохранялась как можно дольше.
Где при этом скрывались сами златокрылые, Даф так и не вычислила. Оценила только, что маголодии, которые они применяли, были особенными, новыми, не известными ей самой. Комиссионеры не столько плавились и растекались, сколько лопались внезапно, как мыльный пузырь. Мгновение – и там, где стоял комиссионер, смыкалась толпа. Нескольких клочьев грязной пены никто не замечал. Максимум их принимали за плевок.
Минуты катились мелким горохом. Казалось, младенец-время уселся на вокзальные часы и толкает босыми пятками стрелки. Эссиорх нервничал. У Корнелия были все билеты, документы и ремкомплект для байдарок.
– Еще когда-нибудь возьмешь его с собой? – вкрадчиво спросила Улита.
В ведьме, как всегда, дремал провокатор. Эссиорх в ответ замотал головой так решительно, что едва не потерял уши.
– Кто, я?! Больше никогда в жизни! Это был самый последний из всех последних разов! – заявил он.
– Почему? Он же милый!
– Быть милым – не профессия! Мало того, что ничего не соображает, еще и самодеятельность начинает пороть! Поручи ему элементарно бросить в ящик письмо – и посмотри, что получится! Таких комбинаций нагромоздит, столько людей посторонних втянет, что за три дня не разгребешь! Соберет целую толпу, и они будут напоминать друг другу, что надо бросать и куда, встречаясь на всех станциях метро города Москвы!.. Ну все – я зол! Только сунься он сюда – растопчу!
Однако когда Корнелий наконец появился у вокзальных часов, Эссиорх даже убивать его не был готов. Состояния гнева и безгневия столько раз сменили друг друга, что весь пар вышел.
– Прошу прощения! Мне депешу одну нужно было срочно завезти! – прощебетал Корнелий.
Это было чистой правдой, за исключением одной детали: депешу требовалось завезти еще позавчера, а к моменту доставки ее уже и ждать перестали.
Взгромоздив на плечи байдарку, Эссиорх выразительно посмотрел на Корнелия, прижал к животу рюкзак и, переваливаясь, побежал к поезду. За ним Мошкин и Чимоданов поволокли «Вуоксу». Ната, заранее успевшая улыбнуться носильщику, шагала налегке, потягивая через трубочку сок и жалуясь, что у нее мерзнут пальцы. Меф нес сразу два рюкзака – свой и Дафны. Байдарку он предусмотрительно закинул к самому вагону.
Улита на бегу приблизилась к Корнелию, незаметно ткнула его кулаком и сказала, задыхаясь:
– Только огрызнись у меня! Чучело глазастое, арбуз с кепкой! Еще один писк – и следующий телефончик будешь брать у санитарки реанимации!