Наибольшее число обломов поджидают человека на путях к собственным удовольствиям. Не ходи этими путями, и обломы напрасно будут дежурить в кустах.
Книга Света
Таамаг посмотрела на компас.
– Север вон там! А нам туда: значит, на восток! – произнесла она.
– В самом деле? Ты сама додумалась или тебе кто-то подсказал? – порадовалась за нее Радулга.
Она не учла, что иронии Таамаг не понимала. Даже невинный вопрос вроде: «А где бабушка? Ты ее бросила на даче?» – принимала в штыки и обижалась так, будто ее обвинили в том, что бабушку она бросила в пропасть. Разговаривать с ней надо было не просто осторожно, а суперосторожно. Говорил, а сам точно по тонкому льду шел. Вот когда вспоминалась фраза: «Слово серебро, а молчание золото».
Вот и сейчас Таамаг выпад Радулги поняла не сразу, но когда поняла, возмутилась.
– Когда-нибудь я тебя прикончу! Пока же тебя спасает то, что ты плетешь прикольные лампы из винограда, – сказала она на полном серьезе.
Ирка изумленно уставилась на Радулгу. Она прежде и не подозревала, что валькирия ужасающего копья плетет что-то из лозы, а не только бегает с копьем с утра до вечера.
– Девочки! Вы на работе! – привычно прикрикнула Фулона.
Она шла, часто посматривая на подробную военную карту. Заглянув к ней через плечо, Багров увидел, что на карте синим маркером проставлена куча точек, которые образуют не до конца замкнутую окружность.
– Это места, где мы развесили мяту, – пояснила Фулона. – Мы сейчас тут, движемся со стороны незамкнутой части подковы.
– А дриада?
– Дриада, по логике вещей, где-то в центре. Мы ее загоняем, как волка красными флажками. Ты ничего особенного не чувствуешь? – спросила Фулона у Ирки.
Та прислушалась к себе и покачала головой.
– Пока нет… Глупо, что кто-то может бояться мяты. Она же приятная.
– Ходить в марлевой повязке, когда на березах появляются сережки, тоже глупо. А тут это еще и дело принципа! – хладнокровно заметила Фулона.
Ирка неосторожно хихикнула.
– А что, кто-то ходит в повязке?
– Я, – поднимая брови, ответила валькирия золотого копья.
– Ой! Простите!
– Прощу, когда найдешь дриаду.
Они шли уже больше часа. Вначале от деревушки по дороге, а затем, растянувшись цепью, по лесу. Изредка кто-нибудь из оруженосцев засовывал руку в рюкзак и куском скотча закреплял на дереве или кустарнике мяту.
– Мы скупили весь рынок! После нас невозможно было и двух листиков найти, – похвасталась Бэтла.
Точек на карте становилось все больше. Ирка прислушивалась к лесу и к себе. Она пока не ощущала точного места, где спряталась дриада, но начинала чувствовать, что та где-то недалеко. И не только Дриада – мрак тоже близок.
Хола и здесь оставалась Холой и говорила по телефону с кем-то негодующим, заявившим, что вчера ночью она звонила ему и дышала в трубку.
– Ты уже десятый, кто мне сегодня об этом говорит! Я не дышала. Я спала. Телефон не был поставлен на блокировку, я надавила на него локтем, и он стал трезвонить всему моему начальству без разбора! – оправдываясь, поясняла она, опасливо косясь на Фулону.
Рядом с Холой капризно тащилась Ламина. Антиспортивная и грациозно неуклюжая, она то и дело спотыкалась, охала и возмущалась, что леса нынче неасфальтированные, а настоящие мужчины вымерли как мамонты. Как Ирка вскоре поняла, это была такая прелюдия, чтобы оруженосец посадил ее на плечи.
Но даже и оказавшись на плечах, Ламина мало что выиграла, потому что мешались ветки. Пришлось слезать и снова топать самой.
– А Эссиорх сейчас где? – спросила Ирка.
Фулона, не задумываясь, ткнула пальцем влево и провела им вперед, точно очерчивая примерный участок, где он может оказаться.
– С трех сторон идем, – пояснила она.
– С трех? А кто третий? – озадачилась Ирка.
Фулона еще не ответила, а она уже поняла, состыковав это с внутренними своими ощущениями. Третьим был мрак.
* * *
Валькирии двигались со стороны деревни Салавирь, то есть с запада, а их конкуренты – от деревни Венец, с востока. Расстояние между двумя группами было километров тринадцать, если брать напрямую.
Мамзелькина, успевшая сменить кроссовки на резиновые сапоги, топала первой. Деловито перешагивала через упавшие стволы и, косой раздвигая траву, высматривала грибы. Не прошло и двадцати минут, а она уже отыскала два белых, три подберезовика, семнадцать свинушек и целую россыпь рыжиков. Все это она спровадила в свой рюкзак, оставшийся таким же тощеньким.
Всякий раз, как Плаховна, скрипя и охая, разгибалась с очередным грибом в руках, «младенец» Зигя приходил в восторг, подпрыгивал и, дергая Прасковью за рукав, кричал:
– Мам, мотри: грип!!!
Заметив на губах Пуфса-старшего снисходительную ухмылочку, Прасковья обозлилась и подманила к себе Ромасюсика. Чтобы высказаться, ей требовался рупор.
– Еще раз назовешь меня мамой, я тебя прикончу! – предупредила она Зигю.
Гигант, приготовившийся орать при виде очередного гриба, поник грузными плечами. Ощущение было такое, будто Прасковья подошла и выстрелом в упор убила его радость.
– Хорошо, мам! Больсе не буду называть тебя мама! – сказал он покорно.
Варвара держалась рядом с Ареем, в стороне от остальной группы. Привыкшая к тесным залазам, вони коллекторов и сочащейся влагой кладке, в лесу она ощущала себя непривычно. Чистое утреннее небо давило Варвару. От обилия кислорода кружилась голова. Тяжелые ботинки, с легкостью перескакивающие через колодцы и арматуру в тоннелях, здесь путались в безобидной траве.
В какой-то момент из носа у нее пошла кровь. Закинув голову, Варвара стала бестолково заталкивать в ноздри подорожник.
– Ты когда-нибудь за город выезжала? – спросил у нее мечник.
С родной дочерью он разговаривал теперь осторожно, как сапер с миной, всякую секунду ожидая, что она сейчас рванет. Вот и теперь взрыватель сработал мгновенно:
– И дальше что? Завидушки зажирают?
– Может, ты не будешь орать?