На счет «десять», когда бывший начальник мрака демонстрировал Матвею изогнутый удар, тот попытался подрубить Арею выставленную вперед ногу. Мечник ушел, высоко вскинув колено и одновременно ухитрившись задержать свой клинок в сантиметре от лба Багрова.
– Слушай, я разочарован! Ты работаешь рапирой Мароццо как банальным палашом! Зачем менять голову на ногу, да еще при одновременной атаке? Ну согласен, я потеряю много крови, но ты-то потеряешь последние мозги! Десять!
– Десять было! Одиннадцать! – поправил Матвей.
– А что, мы куда-то спешим? Поверь мне: в Тартаре плохо! Лучше вечная агония здесь – чем пустота и холод там.
На счет «четырнадцать», когда Арей втолковывал Матвею, как можно безопасно броситься на рубящий меч, чтобы он соскользнул по клинку и «потерялся», на стуле в углу зала что-то остро блеснуло. Матвей вспомнил, что перед самым боем, выбирая двуручник, Арей подходил к стулу и что-то на него положил.
Интересно что?
Уходя от очередного укола, Багров перебежал к стулу. Подсаживаясь, чтобы пропустить над головой удар, представленный Ареем как «полная ерундистика», он бросил взгляд на сиденье и ощутил себя как человек, распаренным кинувшийся в ледяную воду. Ошибиться было нельзя. На стуле лежала та самая фигурка, которую Мамзелькина извлекла из-под подкладки плаща! Фигурка, которую он ненавидел даже больше, чем своего противника. В конце концов, именно она лишила его Ирки.
– Восемнадцать! Готовься! – резко произнес Арей, делая навстречу Багрову быстрый и неуловимый шаг.
В данную секунду он напоминал мясника на бойне, готовящегося нанести быку единственный точный удар. Глаза заволокло матовой неблестящей пленкой. Весь юмор, все привлекательное, что было в Арее – все ушло и оказалось маской, нужной для того лишь, чтобы обмануть. Сделать путь в бездну занятным и нестрашным.
Арей будто не атаковал пока и ничего не предпринимал, но Багров ничего не мог сделать своей рапиркой. Она только мешалась. Все пути его клинку были перекрыты. Так порой случается в шашках, когда класс игроков несопоставим. В какой-то момент один понимает, что ему в общем-то уже и некуда ходить.
Отбегая, Матвей оказался за стулом, разорвав дистанцию примерно на полторы длины клинка Арея.
– Что-то я не пойму, куда ты клонишь. Хочешь умереть на двадцать один? Вот и все, о чем ты мечтаешь? – разочарованно поинтересовался мечник.
Не отвечая, Багров повернулся к стулу и, забыв об Арее, словно его меча уже не существовало, нанес удар сверху вниз. Он опасался одного: промахнуться. Все-таки мишень была мелкой, поэтому он предпочел короткое движение размашистому.
Арей не сразу сообразил, что он хочет сделать. Скорее всего, про фигурку мечник забыл и опустил взгляд в миг, когда рапира имени итальянца Мароццо почти коснулась сиденья стула.
– Не-ет!
Пытаясь помешать, мечник прыгнул и круговым ударом подрубил ножки стула, надеясь, что Багров промажет. Не успел. Расколотая фигурка вместе со стулом и выбитой из рук Матвея рапирой взмыла к потолку. Поочередно, вразнобой, стали падать отрубленные ножки стула, продавленное сиденье и, наконец, осколки.
Золотистое, похожее на пыльцу облако повисло в воздухе, словно определяясь, чье оно, а затем вытянулось, скользнуло к Арею и окутало его. Это продолжалось всего мгновение. По лицу Арея прошла судорога. Он точно сопротивлялся чему-то, но сопротивлялся недолго. Точно в полусне, он шагнул к Багрову и махнул мечом. Вяло махнул. Матвей ушел перекатом. Вскочил, обернулся. Арей стоял к нему спиной.
Матвей сгоряча хотел ударить его рапирой, но обнаружил, что рапиру он потерял. Лежала она у самых ног Арея. Барон мрака стал медленно поворачиваться. Багров увидел, как изрубленная ладонь Арея выпустила двуручник.
Мечник обернулся. На Багрова он смотрел отрешенно и без раздражения, как в толпе на случайно задевшего его человека. Даже непонятно, узнавал или нет. Мысли Арея были далеко. Согнув руки, он с недоумением посмотрел на свои ладони. Сжал руки, разжал. Потом с недоумением ощупал лицо, споткнувшись пальцами о бороду, очень удивившую его.
Казалось, Арей не осознает, ни где он, ни зачем он здесь. Все это стало неважно. Весь он был охвачен чем-то новым, несопоставимым. Точно бабочка проснулась на пять минут в жутком страшном теле раздавленной гусеницы и не понимает, ни где она, ни что с ней.
Заметив недалеко маты, Арей опустился на них, сел, потом снова встал. Двигался как потерявший ориентацию пьяный.
Сделал шага три, споткнулся об обломки стула, оттолкнул ногой рапиру Мароццо и вновь рухнул на маты. Багров увидел, как Арей закрыл лицо руками. Плечи его вздрагивали, сотрясались, но если он и плакал, то плакал сухо, без слез.
Матвей заметил, как он дергает дарх тем движением, которым вспотевший и задыхающийся человек рвет на шее воротничок.
Багров несколько раз его окликнул, но не получил ответа.
Дверь скрипнула. В зал просунулось любознательное лицо Ромасюсика.
– А я тут дверь открываю! – сообщил он.
Сорвав со стены шпагу, Матвей метнул ее как копье, держа за клинок, и вбил в косяк сантиметрах в десяти над головой шоколадного юноши.
Физиономия Ромасюсика моментально упряталась. Намеки он понимал хорошо, особенно такого рода.
– Зачем так грубо? Я просто хотел аскнуть, не принести ли вам чего-нибудь! Чайку? Кофейку? Газировочки? – раздался из-за двери его хорошо пропеченный голос.
Матвей метнул в дверь еще пару шпаг и один короткий меч, стараясь, чтобы острие выглянуло с другой стороны.
– Значит, не хотите кофейку? Ну как хотите! Пойду посмотрю: не проснулась ли Прашечка! – догадался Ромасюсик и, кажется, действительно ушлепал. Хотя с ним ничего нельзя было сказать наверняка.
Арей все еще сидел на матах. Матвей не знал, сколько прошло времени. Скорее всего, минут пять. Затем Багров вновь увидел золотистое облако. Без особого сожаления отделившись от мечника, оно собралось воедино, сгустилось и исчезло.
Мечник с недоумением оторвал руки от лица, заметил Багрова и рывком поднялся. Перед Матвеем стоял прежний Арей.
– Ты еще здесь? Давно?
Багров пожал плечами.
– Не особо.
– Потерял зря время! Успел бы убить меня и срезать дарх! – констатировал Арей будто с сожалением.