— Как он бегает?
— Бегает. Гомбэй, по-моему, все это барахло ты купил на деньги, которые спер у припадочной девчонки. Пока никто на тебя не смотрел, ты стырил у нее из сумочки конверт, набитый йенами, и сунул в этот свой занюханный плащ.
Гомбэй обвел взглядом комнату, но промолчал. Я дал ему пару секунд, чтобы переварить обвинение. Он не стал сразу отрицать, и я понял, что попал в точку. Но мне не хотелось с места в карьер давить на Гомбэя и играть в копа, потому что мне по-прежнему надо было выяснить связан ли он с Боджанглзом. Сомневаюсь, но торопиться с выводами я не собирался. Тут Гомбэй закрыл лицо руками и отвернулся. Он что, плачет? Этого я не ожидал. Если он Боджанглзу не сообщник, то, пожалуй, и понятия не имел, сколько его кража по случаю вызвала крови. А если все-таки Гомбэй сообщник, тогда у него целая куча причин реветь в три ручья.
— Сколько ты украл? — наконец спросил я. — Миллион йен? Может, два миллиона? Думаю, там мог быть и не один конверт. Блин, карманы у твоего плаща глубокие, а сумочка у девчонки была немаленькая. Сколько денег ты спер?
Гомбэй снова развернулся ко мне и опустил руки. Он не ревел и даже не просто улыбался. Как ни странно, он смеялся. Не мультяшный жуткий хохот злодея из второсортного фильма, не отчаянный смех человека, которому нечего терять. Просто смех. Смех подлинного веселья, может, с толикой облегчения. От этого я сам чуть не разрыдался.
— Ты меня поражаешь, — переводя дыхание, сказал Гомбэй. — С какого бодуна ты эту идею себе в голову вколотил?
— Это ты мне скажи.
— Ладно, кое-что я взял, — согласился он. — Но не деньги! Думаешь, если бы я набрел на пару миллионов йен, то рискнул бы это выдать? Думаешь, хвастался бы, нацепив красивые шмотки и покупая тебе подарки? Думаешь, я вообще остался бы в Токио, рискуя быть ограбленным? Забавно, с тех пор, как я заполучил эту физиономию, люди считают, что я кретин. Поверь мне, если бы я нашел столько капусты, ты бы в жизни больше не услышал про Гомбэя Фукугаву.
— Тогда что ты взял?
— Ничего такого, о чем стали бы жалеть.
— Что? — Мой голос стал жестче.
— Ты правда хочешь знать? — спросил Гомбэй. — Талисман на удачу. Дешевую мелкую фигурку, такие на храмовых барахолках продают. Один из Семи Богов Удачи.
До меня не сразу дошло. А потом шло и шло. Дошло до упора и еще чуть дальше.
— Даже не знаю, с чего это я ее взял, — удивленно сказал Гомбэй, вспоминая. — Просто взгляд на нее упал. Меня как дернуло. Бывает же такое. Ну и что?
— Фигурка, — пробурчал я.
— Ага. Дурацкая статуэтка. Вот такая примерно. Гомбэй дюйма на три развел большой и указательный пальцы.
— Дай угадаю, — сказал я. — Черная стеклянная штука. Типа из вулканической породы и вырезанная в форме Бэндзайтэн.
Глаза у него запали, будто хотели поглубже залезть в череп, — вот и все, чем он выдал свое удивление.
— Из какой породы?
— Так я прав.
— Ага. Но как ты узнал?
— Удачная догадка, — ответил я.
Не только Гомбэй не устоял перед желанием украсть идола Бэндзайтэн. Я вдруг сразу понял, что в 1945 году, когда офицер Такахаси и его головорезы напали на Храм Бэндзайтэн, случилось тоже самое. Чудесная статуэтка, которая, как полагают, изверглась из горы Фудзи, вовсе не потерялась во время пожара. Последние пятьдесят шесть лет она была у офицера Такахаси. Пока Миюки не стырила ее из особняка Накодо и не упрятала в собственную сумочку.
— Так что ты будешь делать? — спросил Гомбэй. — Напустишь на меня полицию? Расскажешь всем читателям «Юного Востока», что я — воришка?
Не обращая внимания на Гомбэя, я постарался все обмозговать. Бесполезно. В последние дни я так много думал, что все мысли кончились.
— Чака, ты еще здесь? — спросил Гомбэй.
— Ты отдашь мне идола. Прямо сейчас.
— Отдать тебе? А тебе он на кой сдался?
— Даже если весь день проболтаю, все равно не объясню. Скажу просто, что на кону — жизнь девушки. И может, еще моя, и, может, даже твоя.
— Серьезно?
Лучшим ответом была моя собственная физиономия.
— Ладно, — сдался Гомбэй. — Блин, эта штука мне без надобности. И все это барахло без надобности, если вдуматься. Хочешь, возьми пару тюбиков зубной пасты, может, еще шампунь. Думаю, журнал юге в разъездах, вроде тебя, всегда пригодится лишняя…
— Где статуэтка?
— Хорошо, мужик, полегче, — сказал Гомбэй, выставив ладони. — Вон в том шкафу, о'кей? Прямо за тобой. Только отойди в сторонку, и я ее достану.
В его голосе появилось что-то новое, придушенная хрипотца, но мне было плевать. Зуб даю — он связан с Боджанглзом, или с Человеком в Белом, или у него в шкафу пушка, или гадюка, или напалмовая бомба «М-69». Паранойя наступала по всем фронтам, тисками сжимая мне голову, — и пускай, если она удерживает меня на плаву. Кроме того, не надо быть параноиком, чтобы знать: никогда нельзя доверять чуваку, который все время улыбается, даже если это результат операции.
— Забей, — сказал я, выбросив руку и его притормозив. — Сам достану.
— Супер, — вздохнул Гомбэй. — Достань сам. Бред какой-то.
Не поспоришь. Бочком я подобрался к шкафу, не сводя глаз с Гомбэя. Он торчал как вкопанный в этом своем костюме «Зенга» с иголочки, наполовину удивленный, наполовину раздраженный. Наверное, соглашаясь на статью «Павшие звезды», он понятия не имел, во что ввязывается. Как и я, впрочем, но, пожалуй, никто из нас не знает, что на самом деле случится. Ни Амэ Китадзава, ни Накодо, ни Миюки. Ни Боджанглз, ни Афуро, ни Гомбэй. Ни даже китайский крестьянин.
Я дернул дверцу шкафа, но та не шелохнулась.
— Сначала толкни, — объяснил Гомбэй, явно разозлившись. — Нажми на нее, потом ручку поверни. Косяк слишком тугой. Дай я…
— Стой где стоишь! — рявкнул я. Гомбэй в отвращении вскинул руки.
Обращай я поменьше внимания на Гомбэя и побольше — на саму дверцу, я заметил бы четырехдюймовую круглую дырку, просверленную в верхнем углу. Но ее я разглядел уже потом.
Навалившись на дверь, я крутил ручку, пока не услышал щелчок. Потом дверь напрыгнула на меня, чуть не сбив с ног. Звук я услышал прежде, чем рассмотрел их, прежде, чем смог убраться с дороги. Всего раз я раньше слышал этот звук, в тот первый день в салоне «Патинко счастливой Бэнтэн». Только сейчас он был гораздо громче.
С оглушительным грохотом из шкафа на пол ринулась волна шариков патинко, точно гигантский металлический прибой ударил в берег. Волна стукнула меня куда-то иод коленки, достаточно сильно, чтоб слегка выбить из равновесия.
Я выровнялся как раз вовремя, чтобы словить второй удар по котелку. Рухнув, я еще успел смутно разглядеть ухмыляющегося Гомбэя, который замахивался клюшкой в третий раз, но я так и не узнал, огреб ли этот удар. Я очнулся гораздо позже с чудовищной головной болью, в совершенно темной комнате, заваленной шариками. Гомбэя давным-давно и след простыл.