Луиза сидит на тахте и досматривает «Перекресток». [22]
Я сажусь рядом с ней, спрашиваю:
– Есть что-нибудь хорошее?
Она пожимает плечами.
– «Новобранцы» [23] и это, ну, тебе нравится – «Человек XYY».
– А кино?
– Попозже, кажется, что-то будет, – отвечает она, протягивая мне газету.
– «Я начинаю считать»?
– Для меня поздновато.
– Да, сегодня надо лечь пораньше.
– Во сколько тебе завтра на работу?
– Джон должен был позвонить.
Луиза смотрит на часы.
– Может, ты сам ему позвонишь?
– Да нет, я просто пойду туда к семи.
Мы сидим и смотрим Макса Байгрейвза. [24] Между нами валяются игрушки.
И потом, во время рекламы перед новостями, я спрашиваю ее:
– Как ты думаешь, мы сможем все это пережить?
– Не знаю, дорогой, – отвечает она, не отрывая взгляда от телевизора. – Я не знаю.
И я говорю:
– Спасибо тебе за сегодняшний день.
Я, наверное, уснул, потому что, когда я открыл глаза, ее уже не было. Я сижу на тахте один, «Я начинаю считать» подходит к концу, я выключаю телевизор, иду наверх, раздеваюсь и ложусь в кровать. Бобби и Луиза спят рядом со мной.
Мне приснилось, что я сидел на диване в розовой комнате. На грязном, гниющем трехместном диване, воняющем все омерзительнее, но я никак не мог с него встать. Потом оказалось, что я сижу на диване на детской площадке. На кошмарном диване с тремя ржавыми пружинами, врезавшимися мне в задницу и в ляжки, но я не мог встать, не мог подняться с места. Потом оказалось, что я сижу на диване на помойке. На ужасном диване, пропитанном кровью, которая попала мне на руки и под ногти, но все еще не мог встать, я не мог подняться с места, не мог уйти.
* * *
Слушатель: Эта маленькая девочка в Лутоне, четырехлетняя девочка, которую изнасиловали и убили? Вы знаете, что они двенадцатилетнего пацана за это арестовали? Двенадцать лет, а!
Джон Шарк: Невероятно.
Слушатель: А газеты только и знают, что писать о королевской флотилии и Йоркширском Потрошителе.
Джон Шарк: Похоже, этому не будет ни конца ни края.
Слушатель: Нет, будет. Когда конец света наступит, вот тогда все это и кончится. Конец света, мать его.
Передача Джона Шарка
Радио Лидс
Суббота, 11 июня 1977 года
Я свесил ноги с кровати и начал натягивать штаны.
Серый и сырой рассвет субботы, 11 июня 1977 года.
Сновидение висело как привидение в ее мрачной комнате, сновидение о мебели в кровавых пятнах, о блондинах-полицейских, о преступлении и наказании, о головах и дырках.
В очередной раз просыпаюсь разбитым.
Дождь стучал по стеклам, мой желудок давал о себе знать.
Я сидел на постели проститутки и чувствовал себя стариком.
Ее рука коснулась моего бедра.
– Ты можешь остаться, – сказала она.
Я обернулся к кровати, к худому лицу на подушке, я наклонился, чтобы поцеловать ее, и снова снял штаны.
Она натянула простыню на нас обоих и раздвинула ноги.
Я поставил между ними колено, чувствуя ее влажность своей кожей, и провел рукой по ее волосам, в очередной раз нащупывая оставленный им след.
Я ехал обратно в Лидс по утренним, забитым машинами улицам, под непрекращающимся дождем. Радио отвлекало меня от мыслей о ней:
– Ожидаются обширные наводнения, лидер Национального фронта Джон Тиндал пострадал в драке, 3275 полицейских остались без пенсии и выходного пособия, забастовка журналистов расширяется.
Добравшись до темных арок, я заглушил мотор и остался сидеть в машине, думая о всем том, что я хотел бы с ней сделать. Сигарета догорела до кожи под моим ногтем.
Нехорошие мысли, которые раньше никогда не приходили мне в голову.
Я затушил окурок.
В редакции никого.
Я взял газету и от нечего делать прочитал свою статью на внутренней полосе:
ЖЕРТВЫ ЖГУЧЕЙ НЕНАВИСТИ?
По материалам
соб. корр. Джека Уайтхеда
Передвижной полицейский штаб, возвышающаяся радиоантенна, шумный генератор, перекрытые улицы, следователи с блокнотами на пороге дома, дети, глядящие из окна на бесконечное мелькание голубых маячков, – все это постепенно становится привычной картиной для несчастных жителей Чапелтауна, так называемого «района красных фонарей» города Лидса. Уже пятая женщина была зверски убита здесь среди ночи. Полиция сразу же отнесла этот инцидент на счет преступника, известного как Йоркширский Джек-Потрошитель. Четыре из пяти его жертв проживали в радиусе двух миль друг от друга. Все они были убиты за последние два года.
Шестнадцатилетняя Рейчел Джонсон, как и все остальные женщины, подверглась жестокому нападению. Ее тело, так же, как и тела двух предыдущих жертв, было найдено на детской площадке, в месте, предназначенном для игр и развлечений. Рейчел находилась лишь в нескольких сотнях метров от своего дома.
Рейчел, закончившая школу в прошлую Пасху, отличалась от остальных жертв главным образом тем, что все они были известны как проститутки, работавшие в районе Чапелтауна. Однако Рейчел, возможно, совершила ту же ошибку, что и они. Возвращаясь из бара, она села в машину к незнакомому человеку, предложившему подвезти ее до дома, несмотря на то что полиция многократно предупреждала граждан об опасности с тех пор, как в 1975 году было совершено первое из пяти преступлений.
Первой жертвой человека, которого полиция считает психопатом, страдающим ярко выраженной ненавистью к женщинам, стала двадцатишестилетняя проститутка, мать троих детей, миссис Тереза Кэмпбелл, проживавшая в Чапелтауне, на Скотт Холл-авеню.
Молочник, совершавший утреннюю доставку, нашел ее частично обнаженное окровавленное тело на спортивной площадке комплекса Принца Филиппа, в ста пятидесяти метрах от ее дома, где трое маленьких детей с нетерпением ждали возвращения мамы с «работы». Она была зверски зарезана.
Спустя пять месяцев по ту сторону Пеннинских гор была жестоко избита до смерти двадцатишестилетняя Клер Стрэчен, мать двоих детей. В настоящий момент полиция считает, что это преступление совершил тот же самый психопат. Всего через три месяца, в феврале 1976 года, миссис Джоан Ричардс, сорокапятилетнюю мать двоих детей, настигла жестокая смерть в одном из тихих переулков Чапелтауна. Миссис Ричарде, проживавшая в Нью Фарнли, получила пару мощных ударов по голове и несколько ножевых ранений. Затем, менее двух недель назад, тридцатидвухлетняя Мари Уоттс, проживавшая в Чапелтауне, на Фрэнсис-стрит, была найдена мертвой в парке Раундхей на площадке Солджерс Филд с перерезанным горлом и ножевыми ранениями в области живота. В период непосредственно перед гибелью она находилась в состоянии депрессии и скрывалась от своего сожителя.