Войдя в помещение «Стрэффорда», офицеры застали ограбление в самом разгаре. Они получили огнестрельные ранения и были избиты неизвестными, скрывшимися с места преступления.
Через несколько минут на место происшествия прибыли сотрудники спецназа, находящегося под юрисдикцией Городского управления полиции Западного Йоркшира. Они обнаружили двух героев-полицейских, еще одного раненного мужчину и троих застреленных насмерть.
Шоссе Ml и М62 были незамедлительно перекрыты во всех направлениях, приметы преступников переданы в аэропорты и гавани, однако до настоящего момента ни один человек не был арестован в связи с этим происшествием.
По официальным данным полиции сержант Крейвен и констебль Дуглас были доставлены в Пиндерфилдскую больницу города Уэйкфилда в серьезном, но стабильном состоянии.
Сотрудники полиции отказываются предать огласке имена жертв до тех пор, пока им не удастся связаться с родственниками потерпевших.
Штаб расследования этого преступления расположен в Уэйкфилде, в полицейском участке на Вуд-стрит. Старший следователь Морис Джобсон обратился к гражданам, располагающим какой-либо информацией, с просьбой срочно и в конфиденицальном порядке связаться с ним поуэйкфилдскому телефону 3838.
Я включил принтер.
Я стоял и смотрел, как из него выползает ложь, невероятная, выдающаяся ложь.
Смотрел на строку под заголовком:
ДЖЕК УАЙТХЕД, СПЕЦКОРРЕСПОНДЕНТ ГОДА ПО КРИМИНАЛЬНОЙ ХРОНИКЕ.
«Дак и Дрейк» – в самом темном и грязном углу Киркгейтского рынка.
Цыганская пивная на задах милгартской кутузки.
Восемь часов.
Я поставил кружку с пивом и рюмашку виски на стол у выхода и стал ждать, положив полиэтиленовый пакет на соседний стул.
Я вылил виски в кружку и выпил.
Сколько лет, сколько зим. Может быть, их было слишком много, а может быть, слишком мало.
– Повторить?
Я поднял голову – передо мной стоял Боб Крейвен. Инспектор Боб Крейвен.
– Боб, – сказал я, вставая и пожимая ему руку. – Что у тебя с лицом?
– Да, было дело пару недель назад в Чапелтауне. Чертовы зулусы совсем оборзели.
– Но ты-то в порядке?
– Буду, как только доберусь до кружки, – ухмыльнулся он и пошел к бару.
Я переложил полиэтиленовый пакет к себе на колени и стал наблюдать за ним.
Он принес две кружки и пошел за виски.
– Давно не виделись, – сказал он, садясь.
– Уже года три вроде.
– Всего-то?
– Ага. А кажется, что это было в прошлой жизни, – сказал я.
– Много воды с тех пор утекло. Очень, бля, много.
– По-моему, последний раз мы встречались еще до «Стрэффорда», да?
– Наверное. У тебя вроде сразу после этого начались дела с «Экзорцистом»?
Я кивнул.
Он вздохнул:
– Ни хрена себе, да? Чего мы только в этой жизни не насмотрелись.
– А как другой Боб поживает? – спросил я.
– Дуглас-то?
– Ага.
– Вышел из игры.
– А тебе не хотелось?
– В смысле, бросить все это?
Я кивнул.
– И чего бы я делал? Я же больше ни хрена не умею. А ты?
Я снова кивнул.
– А чем Боб теперь занимается?
– Да у него все в порядке. Купил газетный магазинчик. Дела идут. Честно говоря, когда я его вижу, то иногда жалею, что пуля досталась не мне. Понимаешь?
Я кивнул и приложился к кружке.
– Маленький магазинчик, маленькая женушка. Можешь себе представить?
– Вообще-то, нет, – пожал я плечами. – Но ты передай ему, что я про него спрашивал, ладно?
– Ясное дело. У него на стене все еще висит твоя статья. Та самая – «Честь и хвала».
Я вздохнул:
– Всего-то три года, а?
– А кажется, что сто лет прошло, – сказал он и поднял кружку. – За это и выпьем: за былые времена.
Мы чокнулись и выпили залпом.
– Я угощаю, – сказал я и пошел к стойке.
Пока нам наливали, я стоял и наблюдал за ним, смотрел, как он сидит, теребит свою бороду, стряхивает пылинки с брюк, берет свою пустую кружку, снова ставит ее на стол.
Я принес напитки к столу и снова сел.
– Ну ладно, – сказал он. – Хватит плавать по волнам нашей, бля, памяти. Расскажи лучше, чем ты сейчас занимаешься?
– Потрошителем, – ответил я.
Он помолчал, потом сказал:
– А, ну да, конечно.
Мы сидели молча, слушая шум бара: звон стаканов, грохот стульев, музыку, разговоры, треск кассового аппарата.
Наконец я сказал:
– Кстати, а я ведь тебе именно поэтому и позвонил.
– Да?
– Да, по поводу Потрошителя.
– А что с ним, с падлой?
Я протянул ему полиэтиленовый пакет.
– Билл Хадден получил это по почте сегодня утром.
Он взял пакет и заглянул внутрь.
Я молчал.
Он посмотрел на меня.
Я посмотрел на него.
– Пойдем, пройдемся, – сказал он.
Я вышел за ним в темноту рынка, в тень лотков. Вечерний ветер носил по воздуху мусор и вонь.
Крейвен остановился у одного из прилавков в глубине рынка и вытащил из мешка журнал.
– Там страница помечена, – сказал я.
Он стал листать.
Я ждал —
Сердце заходилось, ребра ныли.
– Кто в курсе? – спросил он, стоя ко мне спиной.
– Только я и Билл Хадден.
– Ты знаешь, кто это?
Я кивнул.
Он повернулся ко мне, держа в руке раскрытый журнал. Его почерневшее лицо растворилось в тени навеса.
– Это Клер Стрэчен, – сказал я.
– Ты знаешь, кто это послал?
– Нет.
– Записки не было?
– Нет. Только вот это.
– Но страница уже была помечена?
– Да.
– Конверт у тебя?
– У Хаддена.
– Ты не помнишь, откуда и когда он был отправлен?
Я сглотнул и сказал:
– Два дня назад из Престона.
– Из Престона?