— Вот шарлатан! — возмутился я. — Да я в жизни бумерангами не баловался.
— У всякой физической зависимости есть психологическая составляющая, — продолжал доктор Ник. — В данном случае, чтобы вынудить пациента отказаться даже от малой черты его поведения, потребуется радикальная перестройка базовых мыслительных процессов. Перед нами ригидная личность, господа. Я бы даже сказал — раздутая.
Суда кивал, будто полностью разделял мнение врача. Напустил на себя важность: Ага, я так и думал. Раздутая личность. Уж не к Саре ли доктор Ник обращался за консультацией, всполошился я.
— Что вы нам посоветуете, доктор Ник? — спросил Суда.
— Не выпускайте его на улицу как минимум ближайшие сорок восемь часов. Заставьте его посмотреть в лицо ситуации, осознать, почему он сюда попал. Ни в коем случае не позволяйте ему вернуться к привычному образу жизни.
— Дурацкое предписание, — вставил я. — По-моему, меня надули. Надули и раздули.
— Самые простые средства труднее всего осуществить.
— А это еще откуда? Медицинская школа оракулов?
Никто не обращал на меня внимания. Похоже, я только себе вредил, но нельзя же воспринимать такую чушь всерьез. Интересно, в Армении все врачи такие, или его оттуда выперли?
Не успел я задать этот вопрос, как доктор смылся. Суда переминался с ноги на ногу, отводя глаза. Зато Аки и Маки уставились на меня злобно и пристально.
— Дальше что? — спросил я. — Монгольский проктолог в гавайской рубашке?
Я ждал смеха и не дождался.
— Ты слышал, что сказал доктор Ник, — пробурчал Суда. — Так что устраивайся поудобнее.
— Суда, я ценю твою заботу. Очень ценю, поверь. Я в долгу перед тобой и близнецами Фудзотао, вы мне жизнь спасли. Но сейчас нельзя терять времени.
Суда поглядел на меня в упор.
— Ты ведь даже не знаешь, где находишься, а, чел?
— Не важно, — ответил я. — Я не собираюсь приходить сюда снова.
Я поднялся с кушетки, чтобы продемонстрировать румянец на щеках и упругость походки, но при первом же движении к горлу подступила тошнота.
— Старая берлога Еси, — пояснил Суда. — Он жил здесь, когда еще не купил апартаменты в Хиро, пентхаус в Гонконге и коттедж на берегу в Австралии. Если он хотел уединиться, он приходил сюда. Сидел, вспоминал хорошие времена, когда был никем. Пощипывал струны. Пытался завязать.
Я глянул на сломанную гитару под потолком. Суда проследил за моим взглядом.
— Завязывать тяжело. Сам увидишь. Тут найдется еще две-три гитары, если хорошенько поискать. Можешь бить их вдребезги.
— Послушай, Суда! — взмолился я. — Со мной просто приключилась беда. Мне нужно добраться до самого дна…
— С тобой просто приключилась беда? — повторил Суда, и голос его слегка осип. — Слыхал я такие песни. В этой самой комнате слыхал. Известный хит. Что ж, ты доберешься до самого дна. Стукнешься о него так, что будешь корчиться на полу и смерти просить.
— Суда…
— Я, блядь, не могу потерять еще одного друга! — закричал он. Слова загудели, точно рассерженные осы в банке. — Может быть, ты совершенно здоров, может, ты справился с собой. Может быть, это случайность, как ты говоришь. Но все это — может быть. Я не приму никаких «может быть», или «надеюсь», или «наверное» и прочее дерьмо. Ты не убедишь меня, Билли. Доктор Ник сказал, что ты лжешь, и ему я верю. Он сказал, чтобы ты оставался тут, и в это я тоже верю. Сейчас ты — самому себе злейший враг.
Он довел себя до исступления. Знакомая комната, знакомый разговор — наверное, из всех углов призраки повылезали. Мне хотелось напомнить ему, что я — не Еси.
— Расскажи о пропавших записях.
Суда отступил на шаг и посмотрел на меня, словно на милого маленького щеночка, который вдруг прокусил ему ногу.
— Это моя жизнь. Не твоя.
— Твоя жизнь влезла в мою. Вчера ночью в туалете на меня напали какие-то бейсболисты, работающие на Санту. Думали, что я помогу им найти записи. Потом кто-то разгромил мой номер. Я начинаю подозревать, что Ёси не закончил какие-то дела, и ты про это знаешь.
Суда съежился, точно проколотый шарик. Близнецы-кикбоксеры опустили головы, как на похоронах. Всем троим явно хотелось перенестись в спортзал, избить ногами и руками большую грушу, которая не задает вопросов.
— Хорошо, — сказал наконец Суда. — Ёси только что закончил запись нового альбома. Он неделями сидел взаперти в студии, практически жил там. В ночь своей смерти он, скорее всего, сделал мастер-копии. Но почему-то в «Сэппуку» записи так и не попали. Они просто… просто исчезли.
— То есть как?
— Не знаю, — ответил Суда. — Обычно Ёси отправлял их в «Сэппуку» сразу. Но Кидзугути утверждает, что на студии их нет. И теперь даже эта моя чертова компания звукозаписи подозревает, будто я мухлюю, ясно? Вот почему Кидзугути послал своих урок на вчерашний концерт. Это предупреждение.
— Почему Кидзугути решил, что ты прячешь записи?
— Проще простого, — вздохнул Суда. — Этому хрену только деньги важны. Он уверен, что все остальные устроены так же.
— Все равно не понимаю.
— Ребята, подскажите.
— Восьмое декабря 1980 года, — монотонно завел Маки. — Джон Леннон убит Марком Дэвидом Чэпменом. Двадцать первое декабря — «Вообрази» занимает первую строку в рейтинге. «Сержант Пеппер» поднимается на третье место, а «Резиновая душа» становится тройным пла…
— Токио, двадцать пятое апреля 1992 года, — вмешался Аки. — Поп-идол Ютака Одзаки [129] умирает в подворотне, пьяный и раздетый догола. Не проходит и месяца, как выпущена «Исповедь существования» — она взлетает на первое место в рейтинге «Орисон». На следующий год «Обещанный срок» бьет рекорд и расходится более чем в…
— Норвегия, десятое августа 1993 года, — перебил Маки. — Граф Гришнак нанес своему товарищу по группе Юронимусу [130] двадцать пять ножевых ран и уложил его на месте. Через четыре дня альбом «О таинствах Господа Сатаны» становится лидером музыкальной Норвегии.
— Пятое апреля следующего года, — продолжал Аки, оттесняя брата в сторону. — Курт Кобейн найден мертвым с пулей в голове. «Акустика в Нью-Йорке» вышла в ноябре. Меньше чем за месяц стала платиновой.