Он тяжело грохнулся прямо на кофейный столик. Ножки подломились, и стол рухнул на пол в облаке сигаретного пепла и пыли.
Та же участь постигла люстру-гитару. Я уцепился за нее в кульминации своего полета и вырвал из потолка. Падая, я успел сделать полуоборот и выставил локоть между собой и Маки — семь футов по вертикали разделяло нас, и расстояние стремительно сокращалось.
Мой локоть угодил Маки в почку — он как раз хотел перекатиться на спину. Весу во мне 160 фунтов, я пролетел около семи футов, но и без сложных математических формул мог прикинуть силу удара — стоило взглянуть на лицо Маки.
По пути я успел прихватить папку с бумагами «Общества Феникса» и прикрыл за собой дверь. Я даже поднял с пола упаковку фаст-фуда и открыл крышку. Свинина с жареным рисом, жирная, пережаренная, как раз такую я люблю. Мгновение я дразнил свой желудок, потом решительно закрыл крышку и оставил упаковку там, где ее нашел. Желудок отплатил мне сполна — терзал меня всю дорогу по лестнице.
На улице было тепло, за головокружительным хаосом сплетенья проводов — безупречно ясное небо. Бродячие коты сгрудились в узком проулке, однако у них я дорогу узнать не мог.
Я свернул за угол, все еще соображая, куда меня занесло. На улице — зловещая тишина. Все магазины закрыты, ни одной машины на обочине. Прислушавшись, я начинал различать пение где-то вдали, но и то не был уверен.
Со временем все прояснится, посулила Сэцуко. Но этот день наступит раньше, чем она думала. Сейчас я во всем разберусь. Кое-какие прорехи еще оставались, но, как говаривал наживший миллионы застройщик и гроссмейстер игры го Какутани, свободное место — отправной пункт всякой стратегии.
Я снова завернул за угол и с разгона чуть не упал.
Улицу запрудили подростки. Их были тысячи, кто с портретами Ёси в траурных рамках, кто с хризантемами, кто с флагами. Каждый пятый нес плакат: «Мы любим Ёси, помните Ёси, Ёси никогда не умрет». Большинство в черном, они жгли свечи и благовония. Впереди тащили огромный плакат «Ёси НАВСЕГДА, 1973–2001». Одна девушка била в барабан, а рядом с ней шел парень с гитарой и крошечным усилителем на груди. За песней хора его вытье разобрать было невозможно. Все эти унылые голоса сливались воедино, слова превратились в глухой рев.
Так вот почему Аки и Маки облачились в костюмы! Настала суббота. День поминовения Ёси.
Я искал щелочку, проулок, куда можно скрыться, но пути к отступлению не было. Подростки надвигались. Кто-то пел в мегафон, так громко изливая свою скорбь, что я почти не слышал, как скрежещут мои мозги.
И вот они настигли меня. Волна плакальщиков ударилась об меня, рассыпаясь во все стороны, первые ряды еще сумели меня обойти, но счастье длилось недолго. Девушка с зажмуренными глазами врезалась в меня, и я отлетел на обочину, столкнувшись с парнем в драной футболке «Сломлен внутри». Он отпихнул меня в сторону, я тщетно попытался устоять на ногах, задирая повыше папку «Общества Феникса», цепляясь за нее, точно за ивовую ветку над бурной рекой. Отпрыгнул влево, споткнулся о ноги костлявой девицы с глазищами Бетти Буп. [143] Она испуганно глянула на меня и начала падать. Я уронил папку.
Я успел ухватить девушку за рубашку и подтянуть ее, пока не затоптали. Едва она обрела равновесие, как меня стукнули сзади. Я повалился вперед, рухнул на тротуар, на лету собирая бумаги из папки, пытаясь хоть что-то сохранить, пока не все разлетелись.
Несколько рук ухватили меня за кожаную куртку, под мышки. Я почувствовал себя невесомым — меня подняли, поставили на ноги, я влился в процессию. Сопротивление бесполезно. Девушка рядом со мной взяла меня за руку. Она молча посмотрела мне в лицо, глаза ее были полны слез.
Я еще разок-другой не слишком активно попытался ускользнуть, но ничего не вышло. Слишком мощен был поток людей, слишком целеустремленны были эти люди. Что подростки ни делают — болтаются ли они, томясь скукой, на улице, играют ли в компьютерные игры, танцуют — всё они ухитряются исполнять со сверхчеловеческой энергией. Выражение скорби — не исключение.
Теперь я понял, куда попал. По мере приближения к храму Цукидзи Хонгандзи полиции все прибывало. Копы выстроились вдоль улицы, сложив руки за спиной и созерцая нас равнодушным взглядом, каким представители власти созерцают некриминальную деятельность. Над головой зажужжали телевизионные вертолеты. К стенам зданий жались фургоны «НХК», [144] «СкайТВ» и «Ти-би-эс». Спутниковые тарелки поднимались к небу на тонких металлических прутьях, похожих на шесты, к каким крепится тент балагана.
Изящная молодая женщина — я узнал ведущую ночных новостей, — стояла на крыше фургона и вела прямой репортаж. Настоящая красотка, что и неудивительно: нынче телеведущих крупных каналов вербуют из моделей. Вести краше не становятся, зато вестники хорошеют с каждым днем.
Когда мы пробирались сквозь строй репортеров, пение стихло. Ребятки разглядели операторов на крышах фургонов и на обочине, поняли, что попали в объективы камер. Повисло смущенное молчание. Воздух казался наэлектризованным, точно перед грозой.
Один хриплый голос вырвался из толпы. «Ёси», — вскрикнула девушка, и возглас оборвался слезами. Второй голос подхватил этот вскрик октавой выше: «Ёси!» Третий — октавой ниже: «Ёси!» Имя бежало по толпе. Тысячи голосов отзывались тихими «Ёси» — сначала лепет ручья, потом стремительная река, поток, приливная волна.
Репортеры уловили знак. Зажглись прожектора, замигали вспышки, защелкали затворы. Крик перешел в рыдания, рыдания — в горестный вой. Девушка рядом со мной испустила звонкий, раздирающий уши вопль. Парня справа, до тех пор стоически на все взиравшего, прорвало:
— Да здравствует Ёси! Ёси навсегда!
Лицо его сморщилось, он снова и снова выкрикивал одну и ту же фразу, все сильнее напрягая голос. Ему удалось заглушить товарищей, и камеры повернулись к нему.
— ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЁСИ!
— ЁСИ НАВСЕГДА!
К нему присоединился второй голос, третий, четвертый, пока вся толпа ребятишек не запела громоподобным голосом, способным снести здания, разрушить мостовую, сотрясти солнце и рассадить самое небо над головой. Телерепортеры подносили микрофоны к губам и свободной рукой прикрывали ухо, но вскоре отказались от попыток вести репортаж, позабыли, кажется, что они в эфире, и взирали на подростков в оцепенении, с ужасом и восторгом. Надвигающаяся процессия поглотила их, словно армия победителей, неодолимая, неостановимая мощь.
Наблюдая растерянность старших, я понял вдруг, как остро, отчаянно ребятишки нуждались в таком вот Ёси. Все факты, какие мне удалось выяснить, подтверждали, что по нему психушка плакала, но не это важно. Это — взгляд взрослого человека. А оглушительно орущая толпа подростков видела нечто иное.