— Поверить не могу, что ты способен так меня оскорбить! — Джульетта стиснула кулаки, лицо ее, обычно сдержанное, сейчас было искажено яростью. Голос дрожал. В безупречном темно-синем костюме и такого же цвета туфлях-лодочках, с волосами, стянутыми на затылке в тяжелый узел, она выглядела образцом идеальной деловой женщины… вот только в глазах ее блестели слезы. — Я больше не стану этим заниматься. Найми кого-нибудь другого, того, кому доверяешь… потому что мне ты явно не доверяешь!
Майкл отшатнулся, застигнутый врасплох ее вспышкой. И, шагнув к сестре, мягко произнес:
— Послушай, cara, я не хотел…
— Молчи! — Джульетта резко отпрянула от стола. — Мне осточертело терпеть, как ты со мной обращаешься! Когда тебя нет, я вполне гожусь на то, чтобы управлять «Ла дольче фамилиа», но стоит тебе сунуть нос в дела компании, ты втаптываешь в грязь все, на что я потратила столько усилий: уважение, взаимное восхищение, отношение к труду.
— Ты несешь ерунду. Я действую исключительно на благо компании.
— Понимаю, — кивнула Джульетта. — Что ж, в таком случае, думаю, впредь ты обойдешься без меня. Я ухожу с поста исполнительного директора. Решение вступает в силу немедленно. Найди себе другого раба, им и помыкай.
A, merda!
Венеция вдруг подскочила к Майклу и неистово погрозила ему пальцем.
— Почему ты вечно всеми распоряжаешься? — гневно вопросила она. — Ты наш брат, а не отец!
Майкл стиснул зубы.
— Да, наверное, будь я отцом, я бы не позволил тебе резвиться, наряжая живых куколок Барби, и называть это профессиональной карьерой. Наверное, будь я отцом, я заставил бы тебя занять положенное место в компании и не сваливать всю тяжесть трудов на Джульетту.
Венеция чуть ли не зашипела, как Данте, раскачиваясь на трехдюймовых каблуках красных туфелек.
— Я так и знала! Да, я всегда знала, что ты пренебрежительно относишься к моим успехам! Мода — это гигантская индустрия, Майкл, и я сама, без посторонней помощи сделала себе имя в бизнесе, где конкуренция очень высока. Но нет, только потому, что я предпочла заниматься делом, которое мне нравится, ты мои достижения ни в грош не ставишь. Ты не уважаешь никого из нас!
— Zitto! [33] Прекратите закатывать девчоночьи истерики! Что бы я ни делал, я всегда думаю только о благе семьи.
Венеция презрительно ухмыльнулась и схватила сестру за руку.
— Кем ты себя считаешь, а? Ты командуешь нами, точно малыми детьми, не желаешь уважать наши поступки и решения и при этом притворяешься, будто делаешь все это из любви к нам! Мы здесь сами устраиваем собственную жизнь и до сих пор прекрасно с этим справлялись — без твоего участия.
Острая боль пронзила грудь Майкла, и ему стало трудно дышать.
— Как могла ты такое мне сказать? И это после всего, что я для вас сделал?
— Ты нам больше не нужен, Майкл! — Венеция тряхнула головой и повлекла Джульетту к двери. — Быть может, тебе пора вернуться в Америку. Твой дом теперь там. — Они ушли, захлопнув за собой дверь.
Майкл остался стоять в сокрушительной тишине, посреди осколков своего прежнего бытия.
Чувствуя, как кровь тяжело и гулко стучит в висках, он расхаживал по комнате и пытался понять: что же пошло не так? Самообладание, которое он взлелеял в себе с такой тщательностью, чтобы оберегать и хранить своих родных, отступало под натиском бури чувств. Джульетта всегда была хладнокровна и рассудительна, но боль, вспыхнувшая в ее глазах, когда Майкл опроверг ее право решать, поразила его до глубины души. Неужели он совершил ошибку? Неужели ему следовало уступить, пускай даже и понимая, что ее решение не самое блестящее, и позволить ей потерпеть провал?
Дверь приоткрылась. В комнату заглянула Мэгги:
— Послушай, мне скучно, и я хочу вернуться домой. Я дважды была в кафетерии, поболтала с секретарем Джульетты и достаточно впечатлилась уровнем вашей организации. Все обязанности преданной супруги я исполнила, а посему удаляюсь.
Майкл вынудил себя согласно кивнуть, но Мэгги запнулась и шире приоткрыла дверь:
— Что случилось?
— Ничего, — отмахнулся Майкл. — Ступай, увидимся дома.
Рыжая чертовка пропустила его слова мимо ушей и как ни в чем не бывало вошла в комнату.
— Ты поссорился с сестрой?
Надо было выставить ее за дверь и не посвящать в семейные неурядицы… но Майкл не сумел удержаться.
— Точнее говоря — с сестрами. Я высказал возражение против рекламной кампании, которую подготовила Джульетта, и они с Венецией — как это говорите вы, американцы? — пошли вразнос.
— Ага, понимаю.
Мэгги со смущенным видом покосилась на дверь. Майкл ждал, что она сейчас выскользнет наружу, но Мэгги переминалась на месте, обхватив ладонями фотоаппарат, который словно стал ее неотъемлемой частью.
— Это и есть материалы кампании?
С этими словами Мэгги направилась к столу. Короткая юбка и туфли на высоких каблуках подчеркивали длину ее стройных ног… И Майкла молнией пронзило воспоминание о том, как эти ноги обвивали его бедра, покорно сливаясь с ним в дурманящем ритме.
— Да. Она устарела. Я сказал им, что нам нужна сексапильная реклама, в которой еда приравнивается к сексу. Американцам нравятся шокирующие намеки. Такая реклама будет иметь успех.
— Хм! — Мэгги быстро просмотрела фотографии и захлопнула папку. — Ладно, увидимся дома.
Черт бы ее побрал! Майкл едва не поперхнулся собственными словами, осознав, насколько для него важно мнение Мэгги:
— Что ты об этом думаешь?
— О кампании?
— Да. Я прав?
Мэгги развернулась на каблуках и в упор взглянула на него. Косая челка почти прикрывала один глаз. Эротичность этого взгляда тем верней побудила его сосредоточить все мысли на бизнесе, а не на том, как минувшей ночью эта женщина тихонько постанывала под его ласками.
— Да, прав.
Майкл шумно выдохнул и расправил плечи, радуясь тому, что принял верное решение.
— Я так и думал.
— Но твоя идея мне тоже не нравится.
Он нахмурился:
— Scusi. [34]
Мэгги вскинула руку, точно отмахиваясь от него, и сморщила нос:
— Шокирующая реклама может иметь успех, но не для семейной пекарни. Твоей маме такое не понравится.
— Понятно. — Майкла охватила холодная неприязнь. — Что ж, спасибо за высказанное мнение, но тебя все это совершенно не касается. До встречи.
В глазах Мэгги вспыхнуло раздражение. Швырнув сумочку на стол, она выхватила фотоаппарат. Как всегда решительно, женщина, которую Майкл прозвал tigrotta, подошла к нему, поднялась на цыпочки и оказалась с ним лицом к лицу.