— Но это и было СС — в документах так и указано.
— Тогда он был прав, что хотел их заполучить, не так ли? Даже вас он убедил в этом.
— Да ладно вам, Берни, они же никого не вешали. Они были в Пенемюнде до февраля — так указано в документах. Сколько они могли знать?
— Каждый знал, — сказал он резко, тоном прокурора, открывающего новое дело. — Именно в это никто и не хочет верить. Знали все. Рената Науманн знала. Гюнтер знал. Все в этой проклятой стране всё прекрасно знали. Выдумаете, тот, кто в те последние дни мог достать машину СС, не знал? Людей не переставали вешать и после февраля — они должны были это видеть. Не говоря уже обо всех остальных. У них там было сорок лагерей для рабочих, Джейк, сорок, и во всех лагерях умирали люди. Они знали.
— Но это не делает из них…
— Нет, лишь соучастников. Вы полагаете, они были лучше, потому что умели работать с логарифмической линейкой? Они знали. — Он помолчал, а потом продолжил, но уже не прокурорским тоном. — А я не могу даже пальцем их тронуть. Им повезло, что СС любило все заслуги приписывать себе. Так что они отмазались от очень большой ответственности. Ради этого стоило мчаться в Берлин, как вы считаете? Как бы там ни было, это лишь версия. У вас есть лучше?
— Тогда зачем посылать Эмиля? Почему не какого-нибудь помощника?
— Может, только он изъявил желание ехать. У него здесь жена.
Джейк отвел взгляд, потом покачал головой.
— Кроме того, он приехал не один. С ним было еще двое. К чему рисковать и посылать его?
— Он знал, что искать.
Джейк вздохнул.
— Талли тоже знал. Он приехал сюда. Тут должно что-то быть. А что, не могу понять.
Берни пожал плечами:
— Вы же читали дела.
— Да, — сказал он и поднял голову. — Но не только я. Сохраните место для меня, ладно? Я попозже вернусь.
— Куда вы собрались?
— Выслушать другое мнение.
Шеффер переместился с кровати в кресло, но повязка по-прежнему была на месте. Рана явно заживала: когда Джейк вошел, он почесывал повязку.
— Ага, мой новый партнер, — сказал он, радуясь, что может отвлечься. — Что-нибудь есть для меня?
— Нет, это у вас есть что-то для меня. — Джейк присел на кровать. — Вы ездили в Центр документации, чтобы ознакомиться с документами по А-4. Что вы там обнаружили?
Шеффер посмотрел на него, как пацан, застигнутый на месте преступления, потом улыбнулся:
— Ничего.
— Ничего.
— Верно, ничего.
— Неутешительно, должно быть. После вторичного поиска.
— Ну вы и ищейка, а?
— Ваша фамилия в журнале регистрации. Талли тоже. Тем же днем. Но вы знали об этом.
Шеффер поднял на него взгляд:
— Нет.
— Но вас это не удивляет.
Шеффер снова почесался и ничего не сказал.
Джейк внимательно посмотрел на него, затем откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.
— Мы так может весь день просидеть. Расскажете, что вы искали, или мы будем играть в вопросы и ответы?
— Что? То, что я еще не знал, вот что. Но не нашел.
Джейк опустил руки:
— Рассказывайте, Шеффер. Это не так смешно, как вы думаете. Человек приезжает вслед за Талли в тот самый день, когда он был убит, копается в тех же документах, имеет при себе оружие, подобное тому, которым его убили, — я знал людей, которые получали срок и при меньших уликах.
— Стоп, а кто тут смешной? За десять центов я вам такое подкину. Я же сказал вам — я не знал, что он был здесь.
— Ладно, зайдем с другой стороны. Брандт что-то рассказал Талли. Допускаю, что вы об этом узнали благодаря прослушке?
Шеффер кивнул:
— Сначала мне это даже в голову не пришло. Операторы записывают только то, что может представлять интерес — когда слушают. Тебе передают обрывки разговора. А об остальном догадывайся сам. Но если разговор шел о технике, они записывают все.
— А этот разговор не записали.
— Они болтали о личном. То да се. А потом он говорит: «Все, что мы делали, зафиксировано в документах». Смысл, в общем, такой. И ничего странного — все было в Нордхаузене, они ничего не утаили. Тонны документов. Они сами хотят пользоваться ими, правильно? Так зачем что-либо утаивать? Затем он делает ноги, а я просматриваю расшифровки, и думаю: а что, если? Может, он имеет в виду другие документы. Надо проверить. Но там ничего нового, если только вы чего-нибудь не обнаружили. Я вот не нашел. Поэтому и решил, что он имел в виду документы Нордхаузена.
— Но Талли так не думал. И он знал то, чего не знали вы.
— Чего?
— Остальную часть разговора.
Шеффер какое-то время обдумывал это, потом покачал головой.
— Но там ничего нет. Я смотрел.
— Дважды.
— Ну да, дважды. Мой немецкий не так хорош, как ваш.
— А Бреймера? Он тоже в журнале регистрации. Вы поэтому брали его с собой? Или у него были свои причины?
— Он в этом не участвует…
— Рассказывайте, или я сам у него спрошу. Партнер.
Шеффер пристально посмотрел на него, затем опустил плечи и начал ковырять пластырь.
— Послушайте, мы тут ходим по тонкой грани. Эти парни — лучшие ракетчики в мире, с ними никто рядом не стоял. Нам нужно заполучить их. Но они — немцы. А некоторые очень щепетильны в этом вопросе. Одно дело, если они просто исполняли приказы — а кто, черт побери, не исполнял? — но если есть что-то еще, ну, мы не можем ставить в неловкое положение Бреймера. Нам нужна его помощь. Он не может…
— Дать работу нацистам.
— Плохим парням, по крайней мере.
— И вы полагали, что в архивах могло быть нечто щекотливое.
— Нет, я так не думал. — Он отвел взгляд. — Во всяком случае, не оказалось. Я не знаю, что, черт побери, имел в виду Брандт, если он вообще что-то имел в виду. Важно то, что там не оказалось. Эти парни чистые.
— Тайтель не считает их уж такими незапятнанными.
— Он еврей. Чего вы от него хотите?
Джейк посмотрел на него.
— И это я слышу от американца, — сказал он тихо.
— Вы знаете, о чем я. Он, блядь, пустился в крестовый поход. Но этих парней он не получит. На них ничего нет.
Джейк встал.
— Должно быть. То, что Талли решил продать русским.
— Но не то, что они были нацистами. Русским на это плевать.
— Нам тоже.