Пришлось применить силу. С большим трудом мне удалось сдвинуть ноги Лизаветы и приподнять розовый, простеганный золотым шнуром атлас.
– Ох и ни фига себе! – изумилась я. – Что случилось с подушками? Почему они рваные и в каких-то странных пятнах?
Лиза села.
– Лампуша, прости, я не хотела тебя пугать.
Я молча плюхнулась на изуродованный диван.
– Ночью услышала странный шум, – зашептала девочка, – подумала, собаки безобразничают, спустилась вниз и вижу… Старичок! Маленький! Вот с такой бородой! Весь волосатый! Жуткий! Жуткий!! Жуткий!!! Раздирает мебель и шипит.
Я помертвела. Малюта Скуратов. Надо что-то делать. Может, правда обратиться к священнику, который изгоняет нечисть? Значит, призрак все-таки существует, у двух людей один и тот же глюк не случится.
– Я испугалась и на нервной почве чихнула, – продолжала Лиза. – Старикашка в мою сторону плюнул и исчез. Я к дивану подошла, а он весь изодран. Решила ткань «Моментом» подклеить, но плохо вышло, вот я и принесла покрывало. Лампушечка, не молчи! Извини, что я сначала соврала, не хотела никого пугать. Может, мне приснилось? Но диван-то испорчен!
Я выдохнула и рассказала Лизавете историю про купца.
– Ну и повезло нам! – подпрыгнула девочка. – В переносном смысле слова, конечно. Ты ведь не подумала, что я радуюсь? Я не рада, совсем не рада, вообще не рада, ни на секундочку не рада! Веришь?
Меня удивили ее слова, но тут ожил телефон. Олеся Рыбакова спешила сообщить адрес дома престарелых, в котором проживала Валентина Михайловна Привалова.
– И что будем теперь делать? – поинтересовалась Лиза, когда я положила трубку на стол. – Нельзя никому сообщать про Малюту! Костин с Сережкой нас высмеют, а Юля испугается и станет ныть, что лучше дом поменять. А я не хочу из Мопсина уезжать.
– Мне тоже здесь нравится, – согласилась я, сдернула с дивана покрывало и побежала к плите.
– Эй, ты чего придумала? – забеспокоилась Лиза, когда я вернулась назад с кофейником в руке.
– Спокойствие, только спокойствие… – нервно ответила я и вылила содержимое кофейника на диван.
– С ума сошла! – подпрыгнула Лизавета.
– Нет. Запоминай версию произошедшего! – приказала я. – Мне захотелось утром побаловаться кофейком в уютной обстановке, я села на диван, одна из собак запрыгнула на него, и я, косорукая, опрокинула кофейник. Уж сколько раз роняла на пол разные предметы, сама падала, теряла вещи, так что всем известно: я – ходячее несчастье. Так вот, испортив обивку, я решила ее отмыть, схватила щетку и случайно разорвала ткань. Перестаралась, пытаясь избавиться от пятен.
– Должно прокатить, – обрадовалась Лизавета.
Я кивнула.
– Конечно, никто не усомнится в моей неуклюжести. Днем Малюта не вылезет, а я знаю женщину, которая поможет его изгнать.
– Сережа, – послышался со второго этажа голосок Юлечки, – завтракать будешь?
– Лучше тебе умотать, – предложила Лизавета, – я сама расскажу про кофе.
– Замечательная идея, – кивнула я и бросилась во двор.
Мне приходилось ранее несколько раз бывать в домах престарелых, и даже самые приличные из них вызывали тягостное ощущение. Но здание, в котором я очутилась сейчас, выглядело уютно. У самого входа располагалась стойка, за которой сидела женщина лет сорока. Она отложила вязанье и спросила:
– Вам помочь?
– Хочу навестить Валентину Михайловну Привалову, – зачастила я. – Являюсь ее дальней родственницей, связь между нами практически прервалась и…
– Вы не должны мне столь подробно рассказывать семейную историю, – засмеялась дежурная. – У нас не тюрьма, никто посетителей не ограничивает, разве что сам жилец попросит его от визитов избавить. Но я должна позвонить Приваловой. Как вас представить?
– Маша Николаева, – быстро соврала я, надеясь, что в долгой жизни Валентины Михайловны была хоть одна знакомая с такими данными.
Администратор взялась за телефон.
– Валентиночка Михална, вы не отдыхаете? Гостья к вам прибыла, Маша Николаева… Проходите, она сказала, что будет очень рада вас увидеть.
Последняя фраза дежурной, без сомнений, адресовалась мне.
– Третий этаж, квартира восемь, – напутствовала меня портье. – Можно на лифте или пешочком, если здоровье позволяет. Хотите, провожу?
Отказавшись от любезного предложения, я дошла до нужной двери и позвонила.
– Открыто! – закричали изнутри.
Я смело шагнула за порог и поняла, что пожилые люди здесь имеют не комнаты, а квартиры, весьма комфортабельные, с просторным холлом.
– Машенька, деточка, – сказала Валентина Михайловна, – как я рада, что ты изменила свое мнение. Понимаю твою обиду, иди сюда скорей, я в гостиной.
Я заколебалась. Имя Маша и фамилия Николаева совсем не эксклюзивный вариант, если пороетесь в памяти, то непременно вспомните одну, а то и нескольких знакомых с такими данными. Лично у меня была одноклассница Мария Николаева, а в оркестре, где я в свое время щипала арфу, пиликали на скрипке аж четыре Машеньки, и одна из них, как и моя школьная подруга, была Николаевой. Но, судя по восклицаниям Валентины Михайловны, она поддерживает тесные отношения со своей Машей Николаевой, и стоит мне войти в комнату, как Привалова уличит меня во лжи. Хотя что мне мешает сказать: «Простите, вы ошиблись, я полная тезка вашей знакомой?»
Решив не теряться, я смело вошла в гостиную, увидела круглый стол под кружевной скатертью, два уютных кресла, пианино, множество книжных полок и полную даму, облаченную в темно-серое платье. В руках она держала большую круглую лупу, на коленях у нее лежала книга.
– Глаза совсем плохие стали, – пожаловалась Валентина Михайловна, – пытаюсь с увеличительным стеклом читать, а слова все равно расплываются. Но, несмотря на слепоту, вижу, какая ты стала красавица, вылитая Люсенька. Твоя мама обладала уникальной внешностью! Садись, деточка, и разреши мне дать ответы на вопросы, которые тебя мучают.
Я уселась в кресло и решила объяснить старушке, как обстоит дело.
– Простите…
– Нет, – моментально перебила Валентина Михайловна, – извинения должна просить я!
– Понимаете, – я повторила попытку, – просто…