– Не надо повторять глупости! – взвизгнул Руфус. – У нас тут меховое производство, мышей развелось невидимо, и для их ловли мы завели кошек. Наши животные обученные, они шкурки не портят, а обычная…
Я вздохнула и, перестав слушать Руфуса, пошла на вопли Нины. Когда я переступила порог, она стояла посреди помещения и монотонно кричала:
– Муму… Мумуша! Мумуленька!! Мумусик!!!
– Что ты делаешь? – удивилась я.
Нина осеклась.
– Ищу кисоньку, – через секунду ответила она обычным голосом.
– Так ты ее не найдешь.
– А как надо? – спросила Нина.
Я начала осматривать офис, пошевелила занавески, наклонилась под стол, потом заглянула под диван и радостно крикнула:
– Вот же она, в углу! Иди сюда.
– Где? – завизжала Нина. – Кисочка моя…
В ту же секунду в офис влез Руфус с пакетами.
– Здесь ваша шубка, – закурлыкал он, – а еще презенты от фирмы, эксклюзивная сумочка из меха, кошелек…
– Покажите! – Нина моментально потеряла интерес к питомице.
Руфус начал шуршать бумагой, я постучала рукой по полу и тихонечко сказала:
– Муму, ну иди же сюда!
Беленькое тельце поползло вперед, через мгновение я схватила собачку за шиворот. Муму не оказывала никакого сопротивления и повисла в моих руках тряпочкой.
– Эй, – встряхнула я крошку, – ты как?
Муму издала странный звук – то ли стон, то ли плач. Мне стало жаль перепуганную крошку. Очевидно, Муму что-то вроде игрушки для Нины, девица относится к питомице, как к плюшевому мишке, то нянчит ее, то швыряет на пол. Не удивлюсь, если при всей своей внешне безумной любви к собачке хозяйка забывает ее вовремя покормить. Вон какая Муму тощая! И почему она трясется?
– Нина! – позвала я.
– Еще давай плед, – донеслось от стола, на котором стояли пакеты, – сумки маловато будет.
– Нина! – повторила я попытку.
– Меховое одеяло нормального размера, – предприимчивая девица продолжала вымогать у Руфуса подарки. – Ишь, решил кошельком для таракана отделаться… Не выйдет!
– Мадам, покрывало из норки стоит тысячу долларов, – начал торг Руфус.
– Нина-а-а-а! – заорала я.
– Что? – обернулась девица.
Испытывая сильнейшее желание дать нахалке по шее, я собрала в кулак всю силу воли и деланно спокойно сказала:
– Во-первых, мне пора по своим делам. Во-вторых, Муму, похоже, плохо, она колотится в ознобе. Собачка заболела.
– Сунь ее в сумку, – скомандовала Нина, – забирай покупки и иди в автомобиль.
От столь откровенной бесцеремонности у меня потемнело в глазах, и тут Муму, которую я машинально прижала к груди, быстро начала облизывать мой подбородок. Я пришла в себя, собачка-то не виновата, что ее хозяйка хамка. Осторожно положив крохотное тельце в свою сумку, я вышла во двор и села в машину. Нина продолжила торг с Руфусом и не заметила моего бегства.
Добравшись до Пелоппонесуса, я притормозила около ресторанчика, на котором пламенела вывеска «Русский сезон». Если учесть тот факт, что название написано на моем родном языке, следовало предположить, что с барменом мне удастся договориться.
В баре хозяйничала хрупкая блондинка. Увидев посетительницу, она быстро затараторила по-гречески.
– Шпрехаете по-русски? – остановила я ее. И тут же удивилась идиотскому вопросу: ну отчего я вдруг произнесла глагол «шпрехать»?
– А як же ж! – заулыбалась женщина. – Мы с Мелитополю. Чаю хочете? Али кофэ со сливками? Моментом сгоношу!
– Я ищу виллу «Олимпия». Не скажете, где она находится?
– Меня Галя зовут, – заговорщицки улыбнулась барменша. – А тэбэ як?
– Виола, – представилась я.
– Гарно, – одобрила Галя. – А зачем тэбэ «Олимпия»?
– Посмотреть, – обтекаемо ответила я.
– Снять хочешь? – с любопытством спросила женщина.
– Ну… не знаю… Пока просто так, по саду походить решила, – вздохнула я.
– Через Катьку действуешь?
– Это кто?
Галина навалилась грудью на стойку.
– Да ладно тэбе! Пелоппонесус нэвелики, усе друг друга знають, наших здесь як грязи. Кто замуж за грэков вышел, кто, як я, працовать приихал. В Мелоносе, за горой, дом престарелых, там санитарки и медсестры сплошь з Украины. А Катька… Усе про нее ведають. Вот уж кому пофартило! Ейный мужик, Ваня… имя у него другэ, но его не произнести, вот и кличем его Ваней…
– Галя, простите, пожалуйста, – решительно остановила я болтливую бабу, – мне нужно проехать в «Олимпию».
– Катька тэбе наврала, что дом классный и сдаст его ейное хреновое риэлторское агентство задарма? Показала другие виллы за нереальные бабки, а потым про «Олимпию» спела? Так?
Я на всякий случай кивнула, Галя рассмеялась.
– Не верь. У дома страшная история. Там жил большой грэческий чоловик. Он на воровстве попался и в тюрьму сидэ. Жена от срама помэрла, дочка в авиакатастрофе сгинула. Осталась «Олимпия» пустовать. Мужик-то хоть и живы, та за рэшеткой сидэ. Его адвокаты отбивають, но як там и шо, я не ведаю. О деталях Роза в курсе, она по довэренности виллу здае, а деньги на хозяйских законников тратит. Поняла?
– В принципе да, – кивнула я, вспомнив рассказ Эммы про подругу-гречанку и ее отца, обвиненного во взяточничестве.
– Розка – ихняя батрачка, – с радостью, обретя «свежего» слушателя, сплетничала барменша. – Жуткая баба! Сама живэ неизвестно где, а «Олимпию» здае. Но последние два года туда никто не заглядывает.
– Почему? – заинтересовалась я.
– Проклятие Бриджиса, – закатила глаза Галя.
Я удивленно уставилась на нее.