– И после моей смерти тебе фиг достанется, – мстительно заметила Анна Львовна. – Завтра же поговорю с Софьей. Я вам устрою! Увидите небо с овчинку! Одна дура, второй жадный мерзавец…
У Поспелова потемнело в глазах, не владея собой, он воткнул шприц, сделал быстрое движение пальцами, и в вену старухи отправился пузырек воздуха.
Анна Львовна скончалась быстро.
Антон вытер шприц, приложил к нему пальцы тещи и быстро ушел. Убийце повезло, его никто не заметил.
Через день Эмма, обеспокоенная тем, что мать не отвечает на звонки, поехала к ней домой и нашла ее мертвой.
Никакого следствия не было. В те годы в России бушевал криминальный беспредел, и смерть старухи не стала для милиции приоритетным событием. Анна Львовна давно имела проблемы с сердцем, сама колола себе лекарство. Ничего подозрительного: бабуля не заметила воздуха в шприце…
Дело даже открывать не стали, выдали справку о смерти. Антон от греха подальше предложил тело кремировать.
В ночь после похорон матери с Эммой приключилась истерика.
– Это я виновата! – плакала она. – Желала маме смерти! Она была злая, мучила меня, хотела, чтобы мы с тобой развелись, каждый день говорила про тебя гадости! Знаешь, какое она составила завещание? Если я дам тебе хоть копейку, все средства уйдут дальней родственнице. Я не могу прописать тебя ни в одной из ее квартир, не имею права продать коллекцию и дать тебе денег…
– Милая, – обнял ее Антон, – ну как она проверит, куда ты дела средства? Рассуди разумно: допустим, ты продаешь дачу, я в сделке не участвую. Но потом ты передаешь мне деньги. И дальше что? Все слова про неизвестную пятиюродную племянницу, коей отойдет все, если дочь ослушается мать, просто треп. Анна Львовна умерла, ее власть над нами кончена.
– Я! Я! Я ее убила! – причитала Эмма.
– Ерунда, она сама неудачно сделала укол.
– Следовало побежать вечером к маме, а не ждать сутки!
– Милая, воздух в вене лишает человека жизни почти мгновенно, – пустился в объяснения Антон, – ты бы ничем ей не помогла.
– Я хотела от нее избавиться!
– Вполне естественное желание, если учесть характер старухи, – парировал Антон. – Вспомни, сколько лет мать мучила тебя…
– Так ведь любя! – зарыдала Эмма.
– Все равно бы она скоро умерла! – рявкнул Антон. – Колола себе совершенную ерунду! С таким же успехом можно физраствор вводить.
Эмма подняла голову.
– У нее было плохое лекарство? – спросила она.
– Примитивное, – пожал плечами Антон, – наверное, Анна Львовна сто лет не обращалась к кардиологу. Понимаешь, есть люди, которые в наше время принимают древние средства, хотя уже давно существуют препараты нового поколения, с минимальными побочными эффектами. Можно рубить дерево каменным топором, а можно спилить ствол алмазным электрорезаком. Понимаешь?
– Откуда тебе известно, что мама себе колола? – тихо спросила Эмма. – Вы же не общались.
– Давно как-то она обмолвилась, – выкрутился Поспелов.
– А-а… – кивнула Эмма. – Накапай мне валокордина. Ты прав, никто не узнает, куда я дену деньги. Завтра же займусь продажей дачи. Она же оформлена на меня. Сбавлю цену, и покупатель мигом найдется. Тогда ты сумеешь организовать свой бизнес.
Наутро после той беседы Софья вызвала Антона к себе.
– Мне надо… – начала Калистидас.
– Извини, – нервно перебил ее Поспелов, – денег у меня нет, последние ушли на похороны.
– …сообщить тебе кое-что, – завершила фразу Софья. – Эмма подозревает тебя в убийстве матери.
– Что? – отпрыгнул в сторону Антон. – Она, похоже, от горя рассудка лишилась.
Соня села в кресло, сложила руки на коленях и покачала головой.
– Ты совсем не знаешь женщину, с которой не один год спишь в одной постели. Эмма ненавидела Анну Львовну, хотела от нее избавиться. Старуха ее буквально извела, но сейчас у дочери наступило горькое раскаяние. И у нее есть улики.
– Какие? – воскликнул Антон.
– Разве невиновный задаст такой вопрос? – засмеялась Соня и закурила.
Калистидас с ранней юности баловалась сигаретами, а после смерти родителей дымила хуже паровоза. Вечно торчащая во рту любовницы сигарета бесила Антона. Вот и сейчас он передернулся и приказал:
– Говори!
– Ты точно назвал лекарство, которое вводила себе умершая.
– Ерунда, Анна Львовна упоминала о нем в разговорах.
– Эмма говорит, что нет.
– Она не помнит.
– Ладно, – сдалась Калистидас. – Когда Эммочка вошла в квартиру, там пахло твоим одеколоном, он очень резкий. Аромат остался в коридоре.
– Абсурд! – воскликнул Поспелов. – Я пользуюсь очень распространенным дешевым парфюмом. Может, к бабке сосед заходил.
– Эмма убеждена: мать не общалась с посторонними.
– Господи, она же не следила за ней! – отбивался Поспелов. – Позвонил сосед в дверь, соли попросил, зашел…
– Хорошо, – приняла и этот аргумент Софья. – Но, убирая квартиру, Эмма нашла под мойкой пустую ампулу из-под новейшего препарата для сердечников. Как она там очутилась? Анна Львовна пользовалась другим средством!
– Откуда мне знать? – заорал Антон.
Софья кивнула.
– Понятно. А еще на вешалке в прихожей висела бейсболка. Та самая, что я тебе из Греции в подарок привезла, – черная, с надписью «Афины».
Поспелов вмиг вспотел. Точно! Как он мог так облажаться? Войдя в дом к Анне Львовне, он машинально, по привычке, снял головной убор, повесил его на крючок и пошел в гостиную. Отправив тещу на тот свет, Антон, как ему показалось, тщательно замел следы. Но, оказывается, допустил массу оплошностей! Жена унюхала одеколон, нашла ампулу, брошенную мимо ведра. Черт возьми, следовало унести стекляшку с собой! Но если даже при наличии этих улик Антон мог выкрутиться, то кепка – это буквально гвоздь в крышку его гроба. Угораздило же его забыть бейсболку на вешалке! На следующее утро после смерти старухи в Москве резко похолодало, полил дождь, бейсболка Поспелову не понадобилась, он и думать о ней забыл…