Одно его присутствие придаст ей сил и уверенности. Он не знает, но последнюю неделю или около того его умение владеть собой было ей образцом для подражания.
— О’кей, уточним. Как именно я должна демонстрировать «рождественскую радость»? — Она неплохо наживается на этой сделке, но хочет честно отплатить услугой за услугу.
— Помогите мне и детям украсить дом. Распевайте рождественские песенки и гимны. Помогите малышам написать письма Санта-Клаусу. Помогите Элле изготовить подарки для родственников. И принимайте участие во всех развлечениях — шарады, рождественские истории, ну чем там еще занимаются в Рождество. Я хочу, чтобы вы вели себя как член семьи.
Кейд поможет ей с ее планом по самосовершенствованию. Он пойдет с ней на эту свадьбу, которой она смертельно боится. И взамен она всего лишь должна отпраздновать Рождество? Николь вообразила, какие лица будут у Дианы и Брэда, когда она появится с Кейдом на их пирушке. Ох, она знала Диану. Это будет то, что доктор прописал. Пусть и всего лишь постановка, пусть это мелочно с ее стороны… Но сколько удовлетворения! Ни тебе более сочувственных взглядов, ни поглаживаний по плечу! Никаких «Ах, бедняжка Николь!». Все внутри ее заиграло от радости. А взамен — всего лишь Рождество? Пока Кейд не передумал, она протянула ему ладонь:
— По рукам?
Он обхватил ее кисть. Его пожатие было крепким, хотя она и почувствовала, что он сдерживает силу, не желая слишком стиснуть ее пальцы. Он не сразу выпустил ее, и сердце ее вновь пустилось вскачь.
— Николь…
Никогда Брэд не произносил ее имя так, словно это не звук раздался в теплом ночном воздухе, а нежнейшая из ласк. Ах, бедное ее сердце.
— Я знаю, что по вашей самооценке был нанесен жестокий удар. И я уважаю ваше решение приобрести хорошую физическую форму. Но что касается веса и всего такого… я уверен, вам не нужно менять ни-че-го.
Господи, неужели он это искренне? «Ох, Анн-Николь, ну естественно, он притворяется!» Она буквально услышала знакомый пренебрежительный смех. Так что Николь высвободилась и встала. Она подошла к перилам веранды и вцепилась в них.
— Это вы так сообщаете, что поможете мне с самосовершенствованием, но раз уж во мне нельзя менять ни-че-го, то вам и делать ни-че-го не надо?
— Да нет же, черт подери! — Кейд вскочил на ноги, в два шага преодолел разделявшее их расстояние и не слишком-то вежливо ухватил ее за подбородок, чтобы заставить смотреть себе в глаза. — Порой вы приводите меня в бешенство!
Бешенство все же лучше жалости.
— Простите меня. — Его пальцы стали мягче. — Я не должен был на вас бросаться.
— Я… э-э-э… наверное, я слишком колючая…
— После того, что вы пережили, Николь, мало кто быстро бы пришел в себя. Но все равно не нужно вам меняться, и когда-нибудь вы поймете, что я прав.
Николь в этом сильно сомневалась, но дело в том, что она не могла произнести ни единого слова — под его прикосновением с ее кожей происходило нечто странное. Шероховатая подушечка его большого пальца обвела контур ее нижней губы, и Николь затрепетала.
— Я никогда не видел таких поразительных глаз, как у вас, — вдруг пробормотал Кейд.
Но смотрел он вовсе не в ее глаза — смотрел он на ее губы. Смотрел так, словно умирал от жажды. Его взгляд завораживал. И все ядовитые комментарии, которые точно привела бы сейчас мать, улетучились из ее головы.
Всего шаг назад. Надо просто отступить и ретироваться. Где-то в глубине затуманенного сознания она это еще понимала. Но только крепко-накрепко вцепилась в перила. Кейд превратился в ярчайшую звезду сегодняшней ночи, и ей так хотелось купаться в его тепле, его сиянии и в его… желании. Ну, еще секунд десять.
Он прошелся свободной рукой по перилам, его ладонь нашла ее руку и плотно обхватила ее. Кейд подступил еще ближе, так что уже прикасался к ней широкой грудью.
— Вы пахнете клубничным джемом.
Она хотела спросить, хорошо это или плохо, но ее горло не смогло издать ни звука. Только губы приоткрылись. И он увидел это — и отлично понял, что это значит. Глаза его блеснули, он прямо-таки хищно улыбнулся. И снова прикоснулся к ее губам — она буквально задыхалась от волнения. У него вырвался низкий, грудной стон.
— Поразительные глаза, — повторил он. — А волосы сияют в свете звезд.
Его палец на ее губах замер, потом скользнул ей на шею, и его рука пробралась к ней на затылок.
Кейд потянул ее за волосы, заставив откинуть голову и подставить лицо под его жадный взгляд. Николь подчинилась. Он собирается поцеловать ее. Она знала, что он собирается поцеловать ее! Николь едва могла дышать в ожидании этого поцелуя, в надежде на этот поцелуй, она умирала от желания, чтобы этот поцелуй, наконец, свершился. И понимала, что Кейд все прочел на ее лице и прекрасно знает, что не встретит ни сопротивления, ни возражений.
Его губы приблизились. А сильная ладонь на ее затылке стала настойчивее, заставляя Николь податься ему навстречу. Она послушалась — и первый же поцелуй оказался не трепетным, не робким, но напористым и требовательным. Николь было двадцать семь лет, но такого взрослого, страстного и почти грубого поцелуя у нее еще не случалось. И сама она еще никогда себя так не вела. Никакой застенчивости и никакой уклончивости. Никаких игр. Он спросил — она ответила. И испытала огромную радость, всецело, без оглядки отдаваясь страсти, ни капли не стыдясь того, что позволяла себе утолять откровенно плотское желание.
Удовольствие пронизало ее до самых кончиков пальцев ног. Она схватилась за его плечи, не особенно отдавая себе отчет в своих действиях. Его жар, его страсть жгли ее руки сквозь тонкую ткань рубашки. Она преисполнялась чувством собственной силы, как будто он делился с ней живительной энергией. Как змея, скользнула его рука вокруг ее талии и крепко обвила ее. Чего он хотел? Еще крепче прижать Николь к себе или дать ей опору? Она не знала, ей было все равно. Она просто обнаружила, что он выпустил ее руку, и теперь можно пробежать кончиками пальцев по его шее, погладить грудь и потом зарыться в его волосы. И тоже заставить его еще сильнее прижаться к ее губам. Поцелуй длился и длился, и ей хотелось все большего и большего!
Но вот Кейд поднял голову. Его рука продолжала крепко обнимать ее за талию. А она не убрала своих рук, обвивавших его шею. И смело встретила его взгляд. С ним ей не нужно быть застенчивой.
— Еще чуть-чуть, и будет точка невозврата, — выдохнул он.
Она кивнула.
Он тяжело дышал, его грудь, тесно прижатая к ее груди, вздымалась.
— Николь, мне надо все обдумать.
Ей тоже. По невысказанной договоренности они разомкнули объятия. Николь почувствовала, что ноги у нее дрожат, и вновь села на скамью. Хотела ли она зайти еще дальше? Пройти весь путь до конца? О да, тело ее мечтало об этом, но что, если подумать головой? И… что скажет ее сердце?
Кейд не сошел с того места, где она оставила его.