– Какого ляда ты его тогда хануриком обозвал? – возмутилась Зоя.
– Собака – собака, кошка – кошка, а он ханурик. Это такой вид биологический, – пропел Борис.
– Хонорик! – закричала Зоя. – Домашний хорек! Вот почему он воняет!
– Очень мило пахнет, – застрекотал Борис, – все, девочки, я побежал. Гаврюшенька, пойдем домой, уси-пуси, папа тебе корзиночку от Армани купил, мисочку от Прада, шлеечку от Гуччи. Муленька, голубуленька!
Крепко прижав к груди Гаврюшу-Фердинанда, модельер кинулся на лестничную клетку.
– Эй, ты зачем приходил? – опомнилась я.
– Не знаю, – прокричал в ответ Боря, – забыл, это неважно. Главное, ханурик нашелся.
Я взяла с табуретки куртку.
– Поехали.
– Куда? – спросила Зоя.
– По дороге объясню, – сказала я.
К моему большому изумлению, Оля стояла за прилавком. Она вопреки ранее изъявленному желанию пообщаться, не обрадовалась моему появлению и грубо спросила:
– Чего надо?
– Надо, – решительно подтвердила я.
Оля внезапно стала милой.
– У меня последний рабочий день, – улыбнулась она, – завтра рано утром я лечу в Дубаи на отдых. Дел по горло, давайте перенесем разговор на середину апреля.
– Собираетесь две недели провести в отеле «Парус»? – вступила в разговор Зоя.
– Эта гостиница мне не по карману, – ответила Оля, – я нашла более дешевый вариант.
– Да у нас к вам пустяковый вопросик, – сказала я.
– Ерундовенный, – подхватила Зоя.
Оля оперлась грудью о прилавок.
– Ну?
Я откашлялась.
– Вы знакомы с Семеном Семеновичем Никифоровым?
Оля засмеялась.
– Впервые вижу человека, который так величает Сеньку. Конечно, он тут работает. Парень дурачок, отстает в развитии. А что?
– Несколько дней назад в обменном пункте господин Никифоров приобрел сумму в размере ста американских долларов, – спокойно продолжила я. – Операция совершилась на законных основаниях и никаких претензий к Семену Семеновичу не возникло бы, если бы не одно «но»…
– Данная ассигнация была засунута в пасть дохлой крысы и в посылке передана Виктору Михайловичу Ласкину, – добавила Зоя. – Олигарху, который поднял бизнес на деньги, украденные им у Игната Варенкина. Вы же отлично знаете печальную историю смерти Настеньки.
– Странно получается, – подхватила Зоя. – Вы, Ольга, получили от Эллы Трубецкой квартиру, от Раисы Варенкиной тоже… квартиру и деньги на содержание захоронения на Ваганьково.
– Ничего удивительного, – продавщица цветов попыталась собрать остатки самообладания, – все по закону. У нас с бабушкой были две комнаты в коммуналке, Элла занимала третью. Когда Трубецкая скончалась, я получила и ее площадь. Московское правительство такой закон придумало, чтобы не плодить коммуналки. Если в общей квартире освобождается часть, то на нее не подселяют новых жильцов, а отдают тем, кто в ней проживает.
Мы с Зоей переглянулись, широкое лицо начальницы отдела нераскрытых преступлений озарила улыбка.
– Олечка, – сказала она, – вы же разумный человек и понимаете, что любой шаг в нашем бюрократическом государстве сопровождается составлением бумаг с печатями. Документы лежат на полках и, как правило, человек даже не думает о следе, который за ним тянется. Представляете, где-то есть ваше дело из школы со всеми заметками классного руководителя. Или папка из института! История болезни из районной поликлиники!
– Да-да, – кивнула я – вы давным-давно не посещаете бесплатного терапевта, но, если понадобится, можно установить, чем вы болели в двадцатилетнем возрасте. Уж не говоря про приводы в милицию.
Надо отдать должное Оле, она обладала завидным хладнокровием и решила сопротивляться нашему натиску до победного конца.
– Можете сколько угодно перебирать покрытые пылью бумажонки, ничего интересного в них не обнаружите, – невозмутимо сказала она. – Я училась и в школе, и в институте, квартиру получила на законных основаниях, а вот с милицией дел не имела. Объясните наконец причину, по которой вы явились сюда. Семен Никифоров подсобный рабочий в этом магазине. Если он нарушил какие-то правила, покупая сто долларов в обменнике, при чем здесь я? Сеня обучался в спецшколе для недоразвитых детей, он безобидный, но идиот. И второй вопрос. Неужели вы установили, что именно банкнота, приобретенная Сеней, была в коробке с дохлой кошкой?
– Крысой, – терпеливо поправила Зоя.
– Хоть со слоном, – отмахнулась Ольга, – разницы нет. Повторяю, при чем здесь я?
Зоя огляделась по сторонам, подошла к двери магазина, задвинула щеколду, перевернула надписью к улице табличку «Закрыто», пододвинула к прилавку два стула, стоявших чуть поодаль от окна, и села на один из них. Я устроилась на втором.
– Вы тут поселиться решили? – обозлилась Оля. – Я арестована? Если нет, то до свидания!
– Солнышко, – с долей сожаления в голосе произнесла Зоя, – люди совершают ошибки, идеальных преступлений не бывает. В отношении банкноты дело обстоит не только просто, а очень просто. Каждая купюра имеет номер и серию. Конечно, если деньги давно находятся в обращении, отследить путь казначейского билета трудно, но вам не повезло, цепочка получилась короткой. Хрустящая, почти тепленькая, прямо, так сказать, из печатного станка ассигнация поступила в российский банк, а тот передал ее в свой пункт покупки-продажи валюты, где ее и приобрел Семен Семенович. Повторяю, вам не повезло многократно. Доллары новые, а в обменнике сидела ответственная тетенька, которая потребовала у покупателя паспорт. Бывают кассиры, которые ленятся заполнять необходимые бумаги. Однако повторюсь, вам не повезло, и Никифоров предоставил документ.
Оля пожала плечами.
– Ерунда.
– Вовсе нет, – перехватила я эстафету, – помните нашу беседу? Меня смутило в ней несколько деталей. Первая. Ну почему Раиса Варенкина захоронила урну с прахом Трубецкой в могиле Настеньки? Рая считала Эллу виновной в смерти дочери, выгнала гувернантку прочь, а потом вдруг решила осквернить могилу девочки прахом ее убийцы?
Оля непроизвольно сжала кулаки и заявила: